Изменник

Вера его успокоила, сказав что он был прав, вдруг вспомнила как Степан ей рассказывал о бегстве немцев от моста, как Галанин сам бросился в контратаку и увлек за собой немецких солдат. Это воспоминание пришло так некстати, что ее рассердило, пришлось успокаивать уже больше себя, чем Ваню: «К тому же у тебя незаконченный труд который сделает революцию в турбинах!.. ты прав, ты тысячу раз прав, Ваня, такие люди как ты не имеют права умирать, они нужны родине». Да, Ваня был гений и во сто раз умнее этого изменника, жизнь которого никому не нужна. С нетерпением она ждала его возвращения, к которому подгонял свой прием дядя Прохор. Во-первых, он должен был, наконец, показать свое умственное убожество, во-вторых, она должна наконец с ним объясниться! Показать ему, что она теперь видит, какой он подлый, испорченный и ничтожный человек.

Сама помогала печь пироги, жарить рыбу и накрывать на стол. Бегала по всему городу в поисках огурцов, которые так любило это ничтожество и выбирала сама, чтобы они не были вялые и хрустели на зубах. Тщательно наряжалась сама и наряжала Ваню. Хотела быть самой красивой в городе и чтобы таким же красивым был ее жених. Товарищ Холматов, попавший в плен только потому что был тяжело ранен и без сознания. Уговорила Ваню на эту невинную ложь!

* * *

Он сидел рядом с Ваней и против нее. Все остальные были как бы в тумане, успели уже напиться. Вере было поэтому легко наблюдать, все видеть и слышать, в случае чего помочь Ване, который тоже, к сожалению, не рассчитал своих сил, пил наравне с другими и с непривычки и от слабости охмелел быстрее даже остальных. Чтобы Галанин тоже напился и развязал свой язык, вне очереди наливала ему водки в стакан в наказание, потому что он заставил себя так долго ждать. Покраснела и возмутилась, когда он улыбнулся ей знакомой ненавистной улыбкой: «Я думаю, что вы без меня не очень скучали, с вашим Ваней! Но я все же с удовольствием выпью, выпью за вашу счастливую будущую семейную жизнь». С досады она выпила полную рюмку наливки, насторожив уши слушала как они, ее жених и Галанин, разговаривали, совершенно забыв о ее присутствии.

Как будто ее не было, никого не было кроме них двух: одного — немецкого офицера в белом кителе, который, она, дура, когда-то стирала, красивого, самоуверенного со снисходительной улыбкой, и другого русского штатского в куцем потертом пиджаке дяди Прохора, славного, но некрасивого, неловкого и смущенного, говорили они о многом, о России, ее прошлом и настоящем, о достижениях русского руководства и его промахах, о Германии и ее социальных реформах, только не о войне. Как будто войны и не было, избегали, видимо, говорить о том, что их особенно мучило. Гала-нин сам принял заранее меры предосторожности: «О войне, Иван Петрович, не будем говорить. Ни к чему это Вам будет тяжело и мне неприятно. К тому же мы оба будем кривить душой, бояться. Давайте говорить просто о нашей родине и о всем остальном мире. Постараемся найти то общее, вечное и прекрасное, что связывает все народы. Например об искусстве, литературе, я вот, например, всегда твердил немцам, что в литературе они отстали от всех, философы они знаменитые, согласен, но скажите пожалуйста, есть у них свой Толстой, Достоевский или Виктор Гюго, или Джек Лондон?

Нет! а почему? Потому что они жизни не видят, живут абстрактными идеями и к этим идеям стараются подогнать свою убогую жизнь. Возьмите этого идиота Ницше».

Ваня старался тоже говорить, говорили оба умно. Хотели блеснуть перед внимательными серыми глазами, инстинктивно боролись за первенство, подстерегая ободряющую улыбку нежных губ. Улыбки были и всегда Ване хотя, к сожалению, ему было далеко до Галанина, который, хотя и был дилетантом, но знал как будто все и говорил о всем просто красиво и оригинально. Ваня был превосходный инженер, но узкий специалист. Машины и их детали знал превосходно, в мировом положении разбирался плохо и говорить красиво не умел и не хотел, путался и, ни с того ни с сего, блаженно, глуповато улыбался. Вера старалась помочь ему и очень умело наводила разговор на тему, где Ваня мог бы показать в полном блеске свои знанья. Ваня сразу же бросился в самую гущу интересных технических чудес. Но Галанин сразу понял западню и ловко вывернулся из неудобного положения, выпил стакан водки, закусил хрустящим огурцом и рассмеялся: «Но, дорогой Иван Петрович, тут вы меня посадили в лужу. Каюсь, что ваши турбины для меня китайская азбука. Я умею их только смазывать, да лупить молотком по зубилу. Вам нужна целая аудитория, да какая. По, крайней мере университетская, вузовская, как у вас говорят. Давайте лучше выпьем за здоровье вашей невесты; видите как она тоже скучает!»