Изменник

Вера его ненавидела всеми силами своего оскорбленного девичьего самолюбия. Наконец, он показал себя таким, каким он был на самом деле: низким и подлым лгуном и развратником и пьяницей, который хитро и ловко вел свою подлую игру. И подумать только, что она была готова его полюбить и примириться даже с его изменой родине. Какую жалкую роль она играла, и как ловко он ее опутал. Но теперь для нее было все просто и ясно и ей легко было взять себя в руки и смотреть хладнокровно в лицо фактов. Их было много жестоких и грязных. В тот день, когда они условились ехать в Парики, несмотря на то, что у нее болела голова после бессонной ночи, несмотря на категорическое запрещения тети Мани, она все-таки исполнила данное слово и, хотя и с опозданием, все-таки побежала во весь дух к площади. Хотела доказать Галанину свою дружбу которая оставалась несмотря на возвращение Вани и хотела ее сохранить во что бы то ни стало. Прибежала немного поздно, когда бричка Галанина уже спускалась к мосту к ней навстречу. Она замахала руками, чтобы Аве-рьян остановился, но тут произошла непонятная и позорная вещь! Аверьян, видно, ее заметил раньше, обернулся к Галанину, и вдруг резко повернул лошадей и погнал их вскачь за угол в другую улицу. А когда она пришла обескураженная в с/х. комендатуру, к своему удивлению, увидела на своем месте немца колониста Каумана, полицейского, который принимал посетителей. Кирш, увидев ее, смутился, вышел с ней на крыльцо и коротко объяснил. Это был удар грома среди ясного неба. Галанин ее уволил, выгнал грубо, по хамски. И Кирш даже не старался смягчить ее унижение. — «Комендант считает, что моя работа страдает от вашего присутствия. Что я, вместо того чтобы заниматься делом, говорю комплименты и играю на скрипке. Я с ним не согласен. Работа у нас с вами шла блестяще. Но что вы хотите? Я бессилен. Он слишком настроен против русских девушек. Приказ!» Оставил ее оглушенную этой неожиданной катастрофой.

Вернулась домой и рассказала тете Мане об этом невиданном хамстве Галанина. Тетя Маня покраснела, не могла лгать, но вдруг нашла выход из положения и сказала все-таки правду, хотя не всю: «Он сказал, что уже давно об этом думал и считает работу у него неудобной, ругался, что и так сплетни ходят. Но не бойся, он обещал тебя устроить в горуправлении». Это был второй удар, который уточнил первый. Потом Шурка прибавила, давясь смехом рассказывала: «Какой мой Галанин оказался, вот гуляет! Колхозники сегодня на кухне рассказывали. В Холмах напились и уезжать собралися! Аверьян захотел вожжами задергать, а его девушки пьяного с брички стащили, в сарае заперли и лошадей выпрягли. А Галанин со Столетовым и не видали ничего, со старостой здоровкались на прощание; стали кричать, чтобы Аверьян погонял, а он в сарае волнуется, а отозваться боится, девушки всю ночь прогуляли. Евдокия рвет и мечет, хочет к Шуберу на Галанина жаловаться идти, что он Аверьяна на похабные вещи подбивает. Ты спишь, Вера?» Вера притворилась спящей, и молчала, глядя на далекие звезды, которые смотрели в открытое окно. Наконец, Варя Головко добила его окончательно!

Это была девушка смелая, высокая и красивая с большими наивными как будто глазами. На самом деле давно уже не была наивной и называла все вещи своими именами. Любила мужское общество, пьяный разгул и сомнительные рискованные положения. Приехала по делам в город и зашла в гости к своей подруге Вере, рассказывала новости: «Наш комендант оказался совсем другим, не таким каким я его себе представляла. Совсем молодой, веселый и красивый мужчина. Была у него по делу, гуляли они все у Семенчука, старосты Париков, пригласили и меня к столу, сидела рядом с ним и пила. Начала с ним по делу говорить, прошу устроить меня машинисткой в Райзо, он на меня посмотрел так сбоку, знаешь как иногда мужчины смотрят. У меня аж мурашки по спине забегали, улыбнулся и говорит: «Это не так просто. Хотя я подумаю. Зайдите ко мне, когда я вернусь домой. Может быть, что-нибудь для вас и сделаю, при одном условии, если вы мне будете благодарны». И опять посмотрел на меня всю, на губы и грудь! Смутил страшно. Но потом взяла себя в руки и обещала быть благодарной. Что он будет мной довольный. Ха, ха, ха!.. А сегодня была в Райзо, а Бодаренко мне и говорит, что место для меня уже готово. Могу начинать хоть завтра. Начну, буду жить у дяди и вот теперь думаю. Вернется он, нужно будет все-таки его отблагодарить с процентами! Я свое слово всегда сдерживаю, как бы мне ни тяжело было. Хотя, подумаю хорошо, и вижу, что тяжело мне не будет. Он меня не обидит. Как ты думаешь?» Вера возмущалась: «Какая грязь и он грязный и ты Варя! я от тебя этого не ожидала, дойти до такого ужаса, продаваться немцу, позор, что будут говорить люди?» — «Варя взяла гитару, бренчала на ней и смеясь напевала:

«Эх! дам — говорят,

И не дам — говорят!

Лучше дать, повторить,

Тогда не будут говорить!»

«Не злись, Вера! Это жизнь. Нужно ее брать такой какая она есть. Все равно — война».