Изменник

Она снова откидывает волосы со лба мальчика. Глаза его закатываются под веками с голубыми прожилками, но сами веки даже не вздрагивают. Он крепко спит.

— С ногой у него тоже плохо. У него даже ступня болит. Он говорит: «Я знаю, что ее нет, мам, но она болит так сильно, что я просыпаюсь от боли, а потом боюсь снова заснуть».

— Мне жаль.

— Я должна была знать. Нет, я знала. Как только они сказали «рак», меня как пронзило, вот здесь. — И она дотрагивается до того места на груди, где, как думает большинство людей, находится их сердце. — Тогда и нужно было забирать его домой, сразу же.

«Теперь и она тоже возвысилась над суетой», — думает он. Ее больше ничто не волнует, кроме ее ребенка и его страданий. Она больше не способна обвинять, не способна ненавидеть. Все незначительное отпало. Он видел, как это бывает. Впрочем, это никогда не длится долго, к тому же она замужем за человеком, у которого обвинений и ненависти хватит на двоих.

— Останьтесь, пока он не проснется. Он будет жалеть, что проспал ваш приход. Он о вас спрашивал.

— Я не могу остаться надолго.

Андрею нужно увидеться с профессором Масловым, пока тот не ушел домой, и объяснить ему, почему он не присутствовал на обходе. Проверить, все ли записи в порядке, и обсудить, что сегодня было. Может, он еще успеет перекинуться с Леной парой слов, чтобы ее успокоить? Нет. Чем меньше она будет знать, тем лучше.

Он вздыхает, глядя на спящего в кровати ребенка. Они потерпели неудачу. Он давно знает, что врачи не любят проигрывать, а он ничем не отличается от любого врача. Умирать лучше дома, в своей постели. Умирающим нужно, чтобы рядом сидела старенькая бабушка, которая по малейшим признакам замечает, что больной, слишком слабый, чтобы говорить, хочет пить или у него что-то болит. Старушки не боятся смерти. Они просто встречают ее и не считают, что должны с ней как-то бороться. Юрина мать справится. Если, конечно, ей разрешат. Сегодня она его удивила силой своего характера, до этого скрывавшегося за соответствующим «высокому положению» поведением. Она ни в чем не винила Андрея, а вместо этого упрекала себя за то, что не доверилась своему чутью. Она продержится до тех пор, пока мальчик будет в ней нуждаться.

— Ему ведь больше не будут делать никаких операций? — спрашивает Полина Васильевна.

— Нет.

— Мне сразу не понравилась эта врачиха. Холодная. Бесчувственная. Евреи! Они всегда заботятся только о своих.

— Мне надо идти, — говорит он. — Пожалуйста, передайте Юре, что я к нему заходил. И что загляну завтра.

Она кивает, но ее внимание уже переместилось на Юру, потому что он пошевелился. Руки его беспокойно задвигались, цепляясь за одеяло, но он тут же затих.

— До свидания, — произносит Андрей и тихо выходит из палаты. Он весь вспотел. Мальчик очень плох. Все случилось так быстро. Юра выглядит маленьким старичком, как все безнадежно больные дети.

Коридор ярко освещен и совершенно пуст, если не считать двух милиционеров у двери в палату Юры, — тут ничего не изменилось. Андрей идет, и ему кажется, что вот-вот он услышит за собой шаги и почувствует, как сзади на плечо ложится тяжелая рука. Но ничего не происходит. Он сворачивает за угол и оказывается вне пределов их видимости. Уже поздно, намного позже, чем он думал. Нет смысла пытаться отыскать профессора Маслова. Ему надо спешить домой, к Ане.

14

Они редко обнимаются в Колином присутствии — он этого не любит. Когда он был маленьким, то с разбегу втискивался между ними. Когда стал постарше, начал отпускать язвительные замечания, от которых они смущались. Аня считает такое поведение нормальным. В конце концов, их двое, а Коля один. Кому понравится, что ему вечно об этом напоминают?

Но сегодня, когда Андрей тяжело опускается на стул, а затем зарывается лицом в живот подошедшей к нему Ане, Коля ничего не говорит. С необычайной для него тактичностью он удаляется в свою комнату и прикрывает дверь. А спустя несколько мгновений начинает играть гаммы. «Умница, — думает Анна. — Он хочет, чтобы мы знали, что ему не слышно, о чем мы говорим».

— Приляг, любимый, ты выглядишь усталым.

— Полежи со мной.

Он крепко сжимает ее в объятиях, будто боится, что она может исчезнуть.

— Плохи дела. Вам с Колей нужно уехать.

Он говорит совсем тихо, но каждое слово каленым железом отпечатывается у нее в мозгу. Позднее она сможет вспомнить весь разговор так, будто он был записан черным по белому.

— Сын Волкова умирает. Они ищут козла отпущения.

— Нет, только не ты!

— Волков назвал Бродскую.

Ее охватывает стыд и вместе с тем облегчение.

— Бродскую! Я думала, она уехала в Ереван.

— Уехала, но им, конечно, известно, где она.

— Андрюша, ребенок шевелится. Хотела бы я, чтобы и ты мог это почувствовать.

— Тебе нужно сохранять спокойствие. Нельзя допустить, чтобы все это отразилось на ребенке.

— С ним все хорошо. Я уверена. Расскажи, что еще сказал Волков.

— Он утверждает, что Бродская запорола операцию.

— Но это чушь!

— У мальчика появились узлы в легких. В смысле, метастазы.

Она резко вдыхает. Ей хватает медицинских познаний, чтобы понимать, что мальчик умрет.