Изменник

Галанин полез в карман тулупа за портсигаром, открыв его с досадой захлопнул, он вспомнил, что раздал все папиросы колхозникам. Онисим снова влез в сани и засмеялся: «Курить захотел, а забыл, что все папиросы раздал, что жалко небось?» Галанин покачал головой: «Нет, не жалко! только курить хочется! Скоро приедем, Онисим?» Онисим показал вперед кнутом: «Да еще часа два, рассветет и приедем, куда торопиться! А ты что, выспался?» — «Да, выспался. Ну, что же, Онисим! расскажите мне дальше как вы правду нашли?»

Онисим дернул вожжами; «Но, милой, поехали… а ты не смейся, брат! Ну, значит, нашел я ее, правду проклятую!

Двадцать лет искал, пока нашел!.. Как то раз я прочел одну книжечку, совсем тоненькую. Забыл, кто ее написал… И там было написано, как после смерти люди в зверей обращаются, в птиц и гадов земных. Подумал я — интересно! потом забыл… а раз вечером, после молотьбы, пришел домой, собрал себе поесть, снова стал читать уже о другом и потом начал думать, про эти самые обращения, уже совсем серьезно. Думаю так, думаю иначе. Смотрю, пришел Игнат, за хомутом, сели поговорили, смеркаться стало… присматриваюсь к нему… и что ты скажешь? Ну козел козлом, такая же бороденка и глаза зеленые светятся! посмотрел совсем близко — козел! только что не блеет.

Ушел он. Вышел я но нужде, смотрю на улице Анютка играется по соседству, присмотрелся и обмер, ну совсем кошечка маленькая, только что не мяукает, вернулся в избу, вдруг смотрю на меня из зеркала конь глядит, ушами прядет, зубы скалит. Ахнул я и будто заржал с перепугу!

Лег на печь, тулупом с головой закрылся, молитвы вспоминать стал. Всю ночь не спал и думал.

А потом на другой день стал я поближе к людям присматриваться и стало мне все ясно, как день солнечный, так ясно, что аж заплакал я с радости! Смотрю кругом себя и вижу: звери прыгают, птицы поют и гады ползут. Как будто люди, а у каждого свое звериное естество. Так наружу и просится!

Оказывается эта книжица тоненькая, единственная правильная оказалась! Нет смерти, нет Бога, рая и ада, а есть перевоплощение. Умрем мы как будто, ан нет! сразу обернемся в зверя, птицу или гада. Поживем так своей змеиной или звериной жизнью и околеем будто, ан нет! снова людьми станем и так без конца и краю. Хотел я свою новую правильную веру поставить, ходил учить народ, не слушают, смеются, дурачки, и не ведают, что они сами своим видом мою веру утверждают. Один пес, другой волк, третья змеей в кольца сворачивается или паучихой свою паутину плетет. Да… вот ты смеешься, а чему смеешься и сам не знаешь!»

Галанин задумался: «Да, может быть вы и правы». — «Может быть. Да как ты еще сомневаться можешь? Правда это! Вот, к примеру Губер, разве не ясно тебе, что когда он помрет, он боровом будет! А Исаев? Ведь это крыса самая настоящая! А жена Иванова… гадюка ядовитая, он сам — шакал африканский. Да мало ли всех зверей этих! Вот — я! Я старый конь и фамилия моя это самое утверждает. Вот почему, браток, смотрю я на зверей как на людей, потому люблю я своего Красавчика и боюся волков, крыс и гадюк, которые сейчас как люди живут и как звери дикие нападают! Потому и уехал я из Озерного и в городе живу. Ведь в Озерном, там в лесу, кто живет? Люди как будто, ан нет, сидит там волк один и других волков туда подзывает, на луну вместе с ними воет. Хоть в городе и змеи ползают и псы голодные за ноги хватают, но есть там и голубки чистые и быки трудолюбивые и соловьи заливаются, есть чему порадоваться! А там! Вот ты послушай… Ты спишь?»

Галанин вздрогнув проснулся: «Нет, продолжайте, Онисим, я вас слушаю». — «Ну, слушай, примечай! Расскажу я тебе страшное дело, такое страшное, что досе спать не могу спокойно! Людей еще больше боюся — волков лютых! Да… Был у меня друг хороший Григорий Егоров, хороший человек, работящий и зажиточный. На его пред-усадебном участке, чего только не росло! Корова-загляденье, куры и гуси… Вдовец тоже с дочкой единственной, Ниной. Ох и девка была! на целый колхоз красавица. Ясно, что вышла замуж в город, за бухгалтера в Заготскоте, Сабурина. Очень тогда наши колхознички серчали, что ими побрезговала. Но понимали. Говорю красавица была, высокая, статная, глаза горячие, губы как вишни! Но только долго не жила с мужем, помер за два года до войны и оставил ее с сыном, Васькой… ты спишь?»

Галанин, открыв глаза, прошептал невнятно: «Нет, я вас слушаю внимательно, продолжайте». — «Да… осталась она это вдовой, думали, что вернется теперь к нам в колхоз, к отцу. Куда там. Понравился ей город! В детдом поступила воспитательницей, приезжала к нам в гости, смеялась: «Не выйду больше замуж, мне и так хорошо!» Смеялась, дурочка, а если бы знала чем все это кончится вернулась бы сразу. А ты не распахивайся, а то мерзнуть будешь, вишь какой бледный стал, прямо зеленый! Ну, слухай далее.