Изменницы

Он положил руку ей на плечо, сжал его, словно подчеркивая свои слова. Пламя разгоралось все сильнее; Левине стало жарко. Она вернулась к шахматной доске; Георг последовал за ней.

– Наверное, ты прав, но я должна ее предупредить. Она не понимает, что угодила в ловушку.

– Да, наверное, ей можно что-то сказать. Но я не шучу, Вина: если ты не будешь осмотрительна, наткнешься на клинок… испанский или французский. Или даже английский, если уж на то пошло.

Он поднял обе руки вверх и провел ими по лицу, как будто умываясь. Левина заметила, что муж очень постарел; годы страха не прошли даром. Письмо Маркуса лежало на столе рядом с шахматной доской; она старалась думать о сыне, отвлечься от тревог, но не могла.

– Я только предупрежу ее, и все, – повторила она. – Даже Фрэнсис ни слова не скажу.

– И никому другому тоже. – Георг взял ее за руку. – Вина, с меня довольно! – Выпустив ее руку, он встал. – Доиграем завтра. Пойду-ка я спать.

– И я с тобой. – Она встала, внезапно испытывая усталость. Может быть, и она тоже состарилась, как ее муж. Наверное, так и должно быть – в конце концов, в следующем году ей исполнится сорок лет.

– Сегодня я буду спать один.

Она разочарованно вздохнула. После возвращения из Брюгге муж еще ни разу не наведался к ней в спальню.

Левина сидела в ялике, который переправляет пассажиров на другой берег Темзы. Ее сумка с принадлежностями для рисования лежала под скамьей; она надеялась, что лодка не начнет протекать и на дне не будет трюмной воды, которая промочит дорогую веленевую бумагу. Ноги у нее сухие. Пришлось дать лодочнику лишний пенни, чтобы тот причалил у Дарем-Хаус, потому что он собирался плыть в Ламбет. Впрочем, сейчас прилив, грести нетрудно, и лодочник насвистывал веселую песенку. Он был доволен.

День был чудесный; дул теплый ветерок, даже от воды не очень воняло. Мимо проплывало семейство уток, выводок пушистых утят скользил за матерью, которая время от времени ныряла под воду. Маленький мальчик, сидящий на коленях у отца, закричал от радости, потянулся к утятам пухлой ручонкой. Две женщины с большими корзинами оживленно сплетничали о королеве – кого же она в конце концов возьмет себе в мужья? Все были рады и веселы; похоже, воцарение Елизаветы внушило людям веру в будущее. И только на Левину давило бремя знаний. Закончатся ли когда-нибудь интриги, избавится ли она от постоянного страха? Она невольно задавалась вопросом, почему она остается при дворе, ведь Кэтрин там больше нет. Но она придворная художница и зарабатывает на жизнь своим ремеслом. Они с Георгом привыкли жить, ни в чем себе не отказывая. Да и Маркус… без ее заработков он не смог бы путешествовать по Европе, получить образование.

Ялик пристал к причалу, и лодочник с улыбкой помог Левине выйти. Она некоторое время смотрела, как суденышко плывет на другой берег, а сама собиралась с мыслями перед тем, как войти в Дарем-Хаус. Левина взяла с собой принадлежности для рисования как предлог для того, чтобы там находиться; она надеялась, что у нее появится возможность хотя бы коротко переговорить с Кэтрин наедине. Может быть, удастся нарисовать эскиз и с Джейн Дормер. Всем приятно получить свой портрет, даже Джейн Дормер, которая не отличалась тщеславием.

У входа стоял испанец, который поприветствовал ее на ломаном английском. Он распахнул перед ней двери и позвал глашатая, чтобы тот проводил художницу в дом. Левина сидела в пустом холле, гадая, куда все подевались. Тяжело вздыхали железные часы. Левина ходила туда-сюда, разглядывала резные панели стен. В основном стены украшали мрачные изображения ада, резьба была выполнена очень искусно. Через какое-то время к ней вышла Кэтрин. Она была одна.

– Вина! – воскликнула она. – Во второй раз за столько дней! Графиня сейчас молится. Не сомневаюсь, она скоро к нам присоединится.

– Давайте я пока нарисую вас, – предложила Левина и тут же понизила голос до шепота: – Я пришла, чтобы повидаться с вами; я должна вам кое-что сказать по секрету. Куда мы можем пойти?

– По-моему, лучше всего освещение в парке, и погода хорошая, – ответила Кэтрин, поняв намек. У нее был природный дар к интригам, хотя раньше все ее заговоры носили романтический характер. Она вышла первая и велела глашатаю передать графине, где они, чтобы та могла присоединиться к ним после молитвы.

Они нашли красивое место с видом на реку, и Кэтрин села на каменную скамью, а Левина разложила свои принадлежности, приколола к мольберту чистый лист. Свет на самом деле был слишком ярок, и лицо Кэтрин резко контрастировало с тенью, зато тихое место вполне соответствовало намерениям Левины.

– Скажите, Кэтрин, граф и графиня упоминали при вас о том, что хотят выдать вас замуж? – спросила она, стараясь не выдать волнения.

– Конечно! Они почти ни о чем другом не говорили. Представьте, Вина, они хотят выдать меня за испанца, за кого-то из Габсбургов. Что вы на это скажете? – Кэтрин самодовольно улыбнулась.

– По-моему, – Левина понизила голос, – вам нужно проявлять осторожность.