Изменщик (СИ)

У нас часто бывал спонтанный секс, особенно в последнем отпуске в честь Хрустальной свадьбы. Там он вообще не давал мне проходу, вылавливая после выхода из бассейна, пристраиваясь во сне, залезая в ванну и даже стоило мне наклониться над чемоданом, чтобы достать свежую футболку, он ловил меня за бедра и быстро, яростно брал, заканчивая все за три минуты. Это не мешало ему потом растянуть процесс на несколько часов ночью, доставляя мне невероятно долгое и сладкое удовольствие.

У нас воистину был медовый месяц.

И этот секс на кухонном столе стал для меня продолжением медового месяца, доказательством того, что я для него та же самая любимая, какой была все пятнадцать лет.

Я обнимала его за плечи, вскрикивала в такт движениям, закусывала губы.

— Люблю… люблю тебя. Люблю! — Шептала я в горячке.

А он целовал меня везде: шею, грудь, виски, запястья.

И его пальцы были настойчивы и безжалостны, не оставив меня без удовольствия.

Когда я еле выдохнула, а он дернулся и обмяк, я уже улыбалась, хоть и сквозь слезы. Надо достать из морозилки кубики льда, сделать маску, патчи налепить… Тогда завтра не будет заметно, что я рыдала.

Вот о чем я думала в тот момент, когда мой муж, застегивая штаны и глядя прямо мне в лицо сказал:

— Ты должна всегда мне верить, Лена.

— Да, да, теперь я буду верить тебе всегда! — Радостно ответила я, потянувшись за поцелуем.

Он запечатал мой рот крепко и жестко, а потом отошел и спокойно сказал, глядя в глаза:

— Да, Лена, у меня есть любовница. И она еще получит по жопе за сегодняшние выкрутасы.

Реакция

Утром я не вставала, пока дверь квартиры не хлопнула.

Лежала, глядя в стену воспаленными от ночных рыданий глазами, слушала, как огрызается Ванька, как Алисуня капризничает и требует, чтобы только мама клала ей ягоды в кашу.

Миша был резок с детьми, повышал на них голос, пару раз даже прикрикнул. И каждый раз мое сердце сжималось от боли.

Он ведь предал не только меня. Он и их предал, разрушил нашу семью. Ради какой-то…

Я даже не знала — кого. Ничего про нее не знала.

Он не стал меня посвящать в подробности.

Хотя я все равно бы ничего не услышала. Когда он это сказал, сказал про любовницу, я как будто оглохла. Смотрела, как шевелятся, кривятся его красивые губы, выплевывая в воздух слова, которых я уже не слышала.

Мой мир разлетался на осколки в сияющей черноте космоса. Медленно, как в кино показывают взрывающиеся космические корабли. Безнадежно. Не собрать больше эти осколки во что-то целое, не склеить. Это был абсолютный и полный конец.

Нашего брака. Нашей семьи. Нашей любви.

Моей веры в Мишу.

И вообще моей веры в мужчин.

Если даже такой идеальный, который пятнадцать лет был самым лучшим, самым нежным и надежным мужем, вот так, в одно мгновение, может переродиться в монстра — то чего ждать от других, которые на задницы баб на улице заглядываются еще на первых свиданиях?

Кажется, я не чувствовала в тот момент уже ничего. Меня как поглотила эта пустота и тишина, так я и застыла, просто не в силах уместить произошедшее в свою жизнь.

Как я сказала Мише — сразу разведусь? В тот момент, когда я это говорила, я была уверена, что так и сделаю. И потом, когда умоляла его меня простить — я считала, что он чист, просто наказывает меня за сомнения. Но я даже близко не представляла, что почувствую на самом деле, когда он признается.

Ничего. Чувства были так сильны, что я не почувствовала ничего. Просто пребывала в эмоциональном шоке. Кажется, даже улыбалась. Миша схватил меня за щеки, собирая губы бантиком — наверное, его взбесила моя улыбка. А я словно плыла на большой глубине, как огромная рыба, шевеля плавниками и ни о чем не думая.

А он говорил, говорил, рвал с шеи галстук, стучал кулаком по столу, что-то доказывал. Обращался ко мне. Я не слышала.

Потом перестала и видеть — слезы застелили мне взор, а вытирать их почему-то не хотелось.

Зачем мне его видеть? Зачем? Лучше бы он умер. Лучше бы я умерла.

Ну что нам стоило разбиться на самолете, когда мы летели обратно домой из нашего последнего за пятнадцать лет медового месяца? Разбиться, чтобы я никогда не узнала, что на самом деле нашей семьи давно нет.

Как давно? Кто она? Она первая или он изменял мне постоянно?

Теперь меня волновали эти вопросы. Теперь, с утра.

Тогда, в моменте, я думала только о том, что наверное можно просто умереть от горя. Не потому что сердце разорвется, не потому, что замерзнет кровь, а просто умереть на месте, чтобы врачи тоже не понимали — от чего.

Я не помню, что было дальше.

Очнулась я одна на темной кухне. Слышно было, как работает в гостиной телевизор, о чем-то переговариваются Миша с сыном. Аленка уже спит? Этот вопрос меня тоже взволновал ненадолго.

Я встала с табуретки на негнущихся ногах и пошла. Куда? Сама не знала. Привычным маршрутом ноги привели меня к дверям нашей спальни. Но взявшись за ручку, я вздрогнула.

Ложиться в постель? С ним?

А не приводил ли он сюда… ее?