Измеряя мир

Гумбольдт сказал, что тут он не может отчасти не возразить. Он махнул рукой, и секретарь тотчас перестал записывать. Реставрация накрыла Европу, как мучнистая роса. Вина затрагивает, он не может этого замалчивать, и его брата. Надежды его юности ушли в прошлое и стали нереальными. С одной стороны — тирания, с другой — полная свобода для дураков. Если на улице стоят трое, а нас это тоже уже коснулось, то это скопление лиц в публичном месте с целью совершения противозаконных действий. А если тридцать человек в задней каморке вызывают духов, то тут никто ничего возразить не может. Десятки смутьянов бродят по стране, проповедуют свободу и кормятся за счет доверчивых простофиль. Европа стала ареной кошмарных снов, от которых никто уже никогда не избавится. Много лет назад он подготовил экспедицию в Индию, собрал деньги, все инструменты, разработал план. Это могло бы стать коронным деянием его земного существования. Но ему помешали англичане. Никто не захотел видеть в своей стране противника рабства. В Латинской Америке, напротив, возникли десятки новых государств, без всякой цели и смысла. Дело всей жизни его друга Боливара кончилось полным крахом. А известно ли, между прочим, господам, как его называл великий борец за независимость?

Гумбольдт молчал. Только через некоторое время стало ясно, что он ждет ответа.

Ну и как же? спросил Гаусс.

Истинный первооткрыватель Южной Америки! Гумбольдт улыбнулся, глядя в свою чашку. И добавил, что об этом можно прочитать у Гомеса в El Baron Humboldt.[8] Очень интересная книга. Кстати, он слышал, что господин профессор занимается сейчас исчислением вероятностей.

Статистикой смертей, сказал Гаусс. Он выпил глоток чая, скривился от отвращения и отодвинул от себя чашку так далеко, как только смог. Люди думают, что их существование подвластно им. Они созидают, открывают новое, наживают добро, находят людей, которых любят больше своей жизни, производят на свет детей, иногда умных, а иногда глупых до идиотизма, видят, как тот, кого они любят, умирает, стареют сами и глупеют, болеют и уходят в землю. И думают, что все это они сами так решили и придумали. А вот математика доказывает, что они ходят исхоженными тропами. Да какие там тираны! Князья и правители — такие же бедные людишки, живут, страдают и умирают, как и все остальные прочие. Настоящие тираны — это законы природы.

Но разум, сказал Гумбольдт, разум диктует природе законы!

Старческие глупости Канта. Гаусс покачал головой. Разум ничего не диктует и даже мало что понимает. Пространство прогибается, а время растягивается. Тот, кто чертит прямую, проводит ее все дальше и дальше, тот доберется когда-нибудь вновь до ее исходной точки. Он показал на низко стоящее за окном солнце. Даже лучи этой затухающей звезды не падают па Землю как прямые линии. Мир, если понадобится, можно измерить и исчислить, но это еще далеко не означает того, что он будет понят.

Гумбольдт скрестил руки и заявил, что, во-первых, Солнце никогда не потухнет, оно обновляет свой флогистон и будет светить вечно. Во-вторых, что там происходит с пространством? На Ориноко у него были гребцы, которые тоже позволяли себе подобные шутки. Он никогда не мог понять, что за чушь они несли. Они к тому же частенько принимали путающие мысли субстанции.

Гаусс поинтересовался, что, собственно, входит в обязанности камергера.

Разное, и то, и это. Во всяком случае, он как камергер дает советы королю при принятии важных решений, опирается в качестве доводов на свой жизненный опыт, если это может пойти на пользу. Часто его привлекают при дипломатических беседах и испрашивают у него совета. Король желает, чтобы он непременно присутствовал на вечерних трапезах. Монарх совершенно без ума от всех его рассказов о Новом Свете.

Значит, деньги ему платят за еду и светскую болтовню?

Секретарь захихикал, тут же побледнел и попросил извинения, у него-де кашель.