Измор

История слова нам великолепно известна. Слово было придумано, чтобы расширять кругозор знаний, дабы объяснять само себя, естество мыслящего субъекта, то есть человека. Слово имеет значимость объяснять то, что видимо или прочувствованно, а также оно способствует точнейшему обмену информации индивидуумов меж собой. И вся эта история моему поколению прекрасно известна. Мы, люди, придумали слова, дабы передавать информацию настолько просто, лаконично или же точно, насколько это возможно. При этом, мы научились обуревать им, воевать им, влюблять и быть счастливыми; но от этого мир не стал лучше понимать себя, не стал лучше понимать свои проблемы, красиво говорить или же лучше изъясняться, хотя, купаясь в явном изобилии знаний сие сценарий должен был случиться, однако мы топчем обувь и бездействуем. Вместе с тем точное понимание слова как данности пикирует вниз, забывается, а на горизонте мы отмечаем, что лучше всех научились словом заполнять тишину денно и нощно ради усмирения, бушующего в нас впечатления, что ищет выход в задней мысли.

II

Ужасней всего наблюдать чудовищную деформацию языка, когда наш лексикон заканчивается, важно-описательные слова не подходят, или вернее, не приходят, тогда начинается скучнейшее кривлянье акцентов. Уж не знаю, как оно выглядит головою трепещущего, – со стороны это жалкое наблюдение, подражание нормальной речи в двоякой нищей форме звучания, а далее следует недружный заход за линию иронии и авторитета, что выглядит не менее бедно. Прежде всего, вспоминается сравнение Р. Барта [7] языка с кожей. Будто бы язык – это кожа, а говоря – я трусь кожей своей речью о другого.

Необходимым следует упомянуть, что, хотя язык заключает своим словом и речью образы мышления, расширяя личные (представления субъекта) области существования и границы созерцания, к великому несчастью, он всецело задействует способность свидетельствовать кто он есть, каким нравом и характером движет его обладатель. Язык, не существует в той мере, если его истинная сущность используется только в качестве обжорства, удовольствия и выговора колких фраз, поскольку его настоящее предназначение куда более универсально и гибко.

Таким образом, мой вой о массовой безъязыкости перерастает во вполне явное отвращение ко всякому, кто разевает рот да выставляет свой язык напоказ, выпустив весь свой животный мор и блуд в самой вырожденной и примитивной форме жизни – существования ради существования, как и сказа слова, ради самого звука.

Вот почему я так красноречиво и чудаковато ниже буду осыпать этот этюд подробностями о языке: ибо для меня сущий ад знать, что его смысловая форма сталась одноразовой, что мы смогли испоганить то, что ранее считалось невозможным.

Сильнодействующие высказывания сегодня теряют свою актуальность также быстро, как имя Нелли Блай в истории; будь то сказано по настроению, иль спонтанно они романтизируются какое-то время, но вскоре забываются, оставляя мысль использованной, дабы поскорее избавиться от тишины и убористости. Когда беднеет наш язык, впоследствии беднеют остальные аспекты нашей жизни: от мировоззрения, до характера и места в обществе. Стоит ли мне говорить, что из-за нашей малоречивости в существе жизни теряемся и мы, становясь легко ведомыми, просты на выбор втихомолку, но и вы заметьте, что с приходом манеры на упрощение, жаргонизмы и прочий сор, люди стали говорить больше, но не яснее. Будь слово существом, оно бы разозлилось и обиделось оттого, как с ним обращаются.

Лингвистическая одаренность более воспринимается, как неординарность индивидуума. Но почему? А потому что это воспринимается как нашинкованность, равносильная малопорядочной начитанности ради тотальной грамотности, ради какой-то редкостной интеллигенции.

Перегоняя, скажу лишь только то, что в умах людей считается за грамотность есть не более чем всеобщая образованность, словно опутывающая созерцающего, тем самым делая его своим заключенным. Она навечно заключает своего ученика не видеть и не находить нового в простом, но старом, то есть в изначально данном. Здесь стоит сказать, что богат тот, кто умеет брать корень простого, перемалывать и делать из него драгоценность, ибо будьте уверены, что если оставить новооткрытое без осмысления, то это не придаст ровно никакой пользы.