Изнанка

Она взмахнула рукой с зажатой между пальцами сигаретой, коротким жестом указывая на обстановку больничной палаты. Он промолчал.

– Много, Иван. Очень много. И тех денег, что ты привозил раз в полгода, хватало в лучшем случае на месяц. Всё остальное оплачивал Аслан. Аслан заботился обо мне и нашем сыне каждый день, каждый час, каждую секунду, чёрт возьми! А ты отделывался мелкими подачками. Максим был не нужен тебе, пока болел, а теперь, когда выздоровел, ты снова хочешь стать для него отцом? Это неправильно. Нечестно. Это Аслан спас его. Аслан и врачи, которых он нанял. И я хочу, чтобы Аслан был для него отцом.

Иван сжал зубы, так что скулы свело судорогой. Ему потребовалось секунд десять, чтобы справиться с собой и хоть что-то ответить.

– Я его отец. По закону я имею право видеться с сыном раз в неделю. Пусть так и будет.

– Да, по закону… – Инга раздавила окурок в пепельнице. – Иван… Максим сейчас заново будет учиться жить. Привыкать к семье, к людям, которые вокруг него. Я очень хочу, чтобы он привык к Аслану. Вы не ладите, я знаю, но он хороший человек. Сильный, надёжный. Я буду рада, если через полгода или год Максим станет называть его папой.

«А вот это вряд ли», – со злобной радостью подумал Иван, но вслух говорить не стал.

– Но для этого нужно, чтобы ты… Ты будешь мешать ему. Понимаешь? Ты не сможешь быть ему отцом, но и не дашь Аслану этого сделать.

– Инга, так нельзя. Максим мой сын и я имею право видеться с ним.

– Я знаю, – она отвернулась к окну, скользя взглядом по зелёной пене лесопарка, – Аслан предлагал через суд запретить тебе это. Нанять юристов, адвокатов, они докажут твою невменяемость. Ты ведь стоял на учёте у психиатра… Но я решила, что лучше просто поговорить с тобой. Попросить.

– Попросить, чтобы я отказался от своего сына?

– Ну хватит, Иван! Ты отказался от него два года назад. А теперь просто отойди в сторону и не мешай. Пожалуйста! – Инга повернулась к нему лицом, её не слишком выразительные серо-зелёные глаза сейчас были наполнены, даже не просьбой, отчаянной мольбой. – Пожалуйста, если ты хоть немного любишь меня или Максима, дай нам построить нормальную семью. Мы это заслужили. Он это заслужил. Пусть у него теперь всё будет хорошо. Не мешай нам, пожалуйста!

Иван отвернулся в сторону и молчал. Инга тоже больше не произносила ни слова. Так прошло не меньше минуты. Он знал, что так будет. Наверное, именно поэтому так отчаянно рвался сюда и затеял эту дурацкую драку, чтобы хоть как-то выплеснуть злость и обиду. Он знал, что так будет. Но легче от этого не было…

– Он спрашивал о тебе. Поэтому я позвонила. Он тебя ждёт.

Иван встрепенулся от собственных мыслей, порывисто прошёл через комнату и взялся за дверную ручку.

– Ты сам скажи ему об этом. Пусть он услышит от тебя. Так будет лучше.

Он обернулся на неё. Инга стояла у окна, прислонившись спиной к подоконнику, пожалуй, впервые за те пятнадцать лет, что он её знал, она просила его, просила неумело, и оттого получилось очень жестоко.

Иван коротко кивнул ей.

– Спасибо.

Он повернул ручку и вошёл в палату.

* * *

В первое мгновение ему показалось, что он очутился в полной темноте, и только через пару секунд, когда привыкли глаза, Иван начал хоть что-то различать. Жалюзи были плотно задёрнуты, свет выключен, и палату заполнил густой полумрак. Слишком разительный контраст по сравнению с предыдущей комнатой, залитой искрящимся майским солнцем через панорамное окно. Единственным светящимся пятном оказался монитор электронного пульта, по которому резво бежала ломаная нить ЭКГ. Поскольку пациент всего пару часов назад пришёл в себя ни электронику, ни капельницу пока убирать не стали, но кто-то заботливо выключил звуковой сигнал, который раньше писком отмечал каждый удар сердца.

Иван подошёл ближе и едва не споткнулся об огромную корзину с розами, что стояла на полу у кровати.

«И зачем дарить парню цветы!?»

Максим сидел, вытянув ноги под одеялом и подложив подушку под спину. На коленях у него стоял пластиковый короб, доверху наполненный его любимыми игрушками, теми в которые он играл два года назад. Чего там только не было: и набор солдатиков – взвод звёздного десанта в полном боевом снаряжении; и машинка-внедорожник с бронированной башней, оснащённой спаренным зенитным пулеметом; и пластмассовый пистолет, в ствол которого был вставлен светодиод, и если нажать на курок, то диод будет ярко мигать, а сам пистолет загрохочет выстрелами, совсем как настоящий. В руках же Максим крутил робота-трансформера, который путём несложных махинаций преображался в крылатого ястреба. Звали робота Стархок. Иван хорошо помнил, как три года назад Макс бегал с ним по квартире, подвывая сам себе, чтобы изобразить полёт, и громко жужжа, когда ястреб, приземлившись на стол или подлокотник дивана, начинал превращаться в робота.

Сейчас мальчик молча теребил игрушку в руках, бездумно поднимая и опуская то руку, то ногу робота.

– Привет, – улыбнулся Иван.

Максим поднял на него свой невыносимо взрослый и усталый взгляд.

– Здравствуй, пап.

– Чего это ты в темноте сидишь?