Изнанка

— Может, давление скакануло? — в медицине он не разбирался, как впрочем, и остальные из присутствующих. — Баба Шура, где в вашем доме таблетки лежат? Я сбегаю, принесу.

— Таблетки? Да они в спальне, прямо на столе. И тонометр там же.

— То… что? — нахмурился Виталий.

— Это штука такая, давление мерить, — подсказала Вероника.

— А, ясно.

— Я схожу, — вызвался Борис. — Виталь, есть у тебя фонарик?

— Найдётся. Сейчас принесу.

Через минуту, с фонариком в руке, Борис вышел из дома, у ворот едва не столкнулся с Прапором. Тот, прижимая к себе картонную коробку с птицей, спросил встревоженно:

— Что с Шуркой? Я видел, как вы её тащили.

— Да пока непонятно, — ответил Борис, глядя на галку в коробке. — Вот иду в её дом за таблетками и тонометром.

— Давление подскочило? — повторил Прапор версию Виталия.

— Я же говорю, непонятно пока. Да вы зайдите в дом, — Борис чувствовал исходящий от старика запах алкоголя, но тот твёрдо стоял на ногах и говорил чётко. — Зайдите, что здесь топтаться-то?

— Ага, ага, — пробубнил Прапор. — Да, зайду, пожалуй. Конечно, зайду.

Он двинулся к крыльцу, а Борис направился к дому бабы Шуры. На людей за периметром не смотрел, не хотел снова увидеть среди частокола бесцветных столь же бесцветную девочку, которая когда-то была его сестрой. Именно была, потому что Зои больше нет. Остался лишь какой-то унылый слепок, жуткая имитация. И смотреть на эту подделку больно. Стоило ему заглянуть в её холодные глаза, и он понял: от той девочки, которая любила украшать ветки кустарника разноцветными ленточками и обожала закапывать «секретики», ничего не осталось. Теперь это оболочка, наполненная чем-то тёмным, злым, лукавым. И даже то, что это существо знало любимую песенку настоящей Зои, его не обмануло. Вернее, обмануло, но ненадолго — это как после пробуждения быстро понимаешь, что тающие в сознании образы, всего лишь обрывки сна и к яви они не имеют никакого отношения. Борис верил, что много лет назад Зоя действительно очутилась в чёрной пустыне, и от одной этой мысли ему выть хотелось, но он не верил, что в той девочке за периметром осталась хотя бы капля человечности. И не только холодная бездна в глазах, но и эти шелестящие безжизненные голоса убеждали его, что вывод, который он сделал, верный. Сумеречные люди говорили: «Идите к нам… Мы хотим вам помочь… Мы не причиним вам зла…» Однако это то же самое, как если бы множество маньяков, пряча за спинами ножи, призывали подойти к ним и обняться в знак вечной дружбы. Лукавство бесцветных было слишком уж явным и даже в чём-то наивным. Немудрено, что их слова никого не убедили. Огромный самолёт — не в счёт. Трюк с ревущей махиной — это действительно было сильно. Впрочем, этим трюком сумеречные люди окончательно выдали главный секрет: то, что там, не может оказаться здесь. Плохо только, что пятеро всё же повелись на обман и теперь они там, за чертой. А может, и не пятеро, а больше? Возможно, кто-то ещё укрылся в ложном убежище? Скоро это станет ясно.

Сумеречные люди умолкли, а потом прозвучал одиночный голос, в котором пробивались фальшивые детские нотки:

— Посмотри на меня, Боря… Я здесь… Почему ты не смотришь? Ты что, боишься меня? Я ведь твоя сестрёнка. Не игнорирую меня, Боря, не игнорируй!

Борис скривился, мысленно выругавшись. Не игнорируй? Серьёзно? Да Зоя даже слов таких не знала! Она была маленькой девочкой, которая букву «Р» плохо выговаривала и самые сложные слова, которые она произнесла за свою короткую жизнь это «динозавр» и «экскаватор». «Не игнорируй» в её лексиконе даже близко быть не могло.

Лживая подделка! Кукла, набитая враньём!

Борис сплюнул, включил фонарик и вошёл в дом бабы Шуры.

* * *

Прапор обвёл присутствующих взглядом, подошёл к Капельке и протянул ей коробку с птицей.

— Последишь за ней?

— Конечно! — девочка охотно забрала у него птицу и принялась осторожно гладить её по шейке и спинке, приговаривая: — Бедненькая… У тебя крылышко сломано, да? Ну ничего, ничего, ты скоро поправишься и снова будешь летать.

Виталий проводил Прапора в комнату, в которой на кровати лежала баба Шура, после чего удалился. Прапор сел на краешек кровати, взял пожилую женщину за руку.

— Что, старая, скучно стало и решила привлечь к себе внимание?

— Дурак ты, — ответила она беззлобно. — И самогонкой от тебя несёт как всегда.

— Выпил чуток, чтобы от страха не обделаться, — улыбнулся Прапор. — Ты же знаешь, у меня на всё одно лекарство. А если серьёзно, ты как Шурка?

Она наморщила нос.

— Уже лучше. Ноги вот только и голова немного кружится… Ну ничего, полежу маленько и всё нормально будет. Я хоть и старая, но крепкая, ты же знаешь, Прапор. И молодёжь вон за мной ухаживает. Оклемаюсь, даст Бог.

— Ох, Шурка… Ты никогда не была любительницей скулить и жаловаться. За то и уважаю.

Она слегка сжала его ладонь.

— Такой уж Господь меня сделал.

— Ну да, ну да… Господь, кто же ещё… Ну ты уж давай, оклёмывайся. Кто ещё кроме тебя народ подбивать будет, чтобы круги вокруг деревни нарезать?

Баба Шура теперь сжимала ладонь Прапора крепко, а голос её зазвучал твёрдо: