Это походило на то, как если бы частичка реальности ворвалась в сновидение, разрушив все преграды. Кирилл вспомнил то страшное, что едва когда-то не совершил. Он чуть не убил соседку тётю Иру! А всё из-за того, что однажды вот так же решил взять шприц из рук Эльзы.
— Нет, я не могу, прости.
— Что? Ты не можешь? — в лице Эльзы что-то изменилось. Под кожей словно бы рябь пробежала, глаза потемнели. — Зачем ты так со мной, Кирилл? Сейчас же введи это в вену! Ты сам не понимаешь, от чего отказываешься. Нас ждут мечты, а ты говоришь «нет»?
Кирилл смотрел на неё с подозрением.
— Я помню… Ты умерла, тебя сбила машина, твой труп нашли в канаве возле дороги. Я был на твоих похоронах. Я всё помню, Эльза.
— Всё что ты помнишь — неправда! — возмутилась она. По её лицу, как по поверхности воды, снова прошла рябь. Глаза сделались ещё темнее. — Я жива. Я настоящая. И только там, за мостом, настоящий мир. Давай же пойдём туда прямо сейчас, и ты убедишься, что я говорю правду. Но сначала возьми шприц, Кирилл. Помоги себе…
«Мы пришли, чтобы помочь…» — будто бы эхо из прошлого пронеслось в сознании Кирилла. Он взял шприц, бросил его себе под ноги и наступил. Хрупкий пластик лопнул под подошвой.
— Я не верю, — он произнёс это с каким-то удивлением. — Хочу верить, но не могу.
Эльза глядела на него с презрением, как на полное ничтожество. Она открыла было рот, что бы что-то сказать, но всё вокруг закружилось, завертелось…
И Кирилл очнулся.
На виски давило, в голове шумело, перед глазами мелькали пятна. Прошло не менее минуты, прежде чем он пришёл в себя и полностью осознал, что пробудился. Стало жутко: что это за сон такой был? Да и сон ли вообще?
В окно проникал мутный свет. Кирилл долго наблюдал, как в воздухе кружатся пылинки. А потом задался вопросом: что если бы он пустил по венам ту светящуюся зелёную штуку? Что если бы поддался на уговоры той, что выдавала себя за Эльзу? И главное: что если это видение повторится снова и он не устоит перед искушением?
Всё из-за этого проклятого места!
Из-за чёрной пустыни!
Из-за сотен шелестящих голосов!
Это всё какая-то хитрость, подлая замануха. Нельзя больше спать! Кирилл не был уверен, что в следующий раз сможет устоять перед искушением. Эльза из видения снова предложит шприц и…
Нет, нельзя спать.
Или случится что-то плохое.
Марина с Вероникой приготовили обед, а специально для бабы Шуры сварили кашу на сухом молоке — пожилая женщина, впрочем, осилила только небольшую порцию, аппетита у неё не было.
Стол накрыли в гостиной. Доедая макароны с сыром, у Бориса создалась иллюзия, что всё хорошо. Самообман, но он был необходим для передышки. За столом разговаривали о той жизни, что осталась в нормальном мире. О чёрной пустыне и сумеречных людях не вспоминали, словно временно отстранившись от этого кошмара. И обстановка уютной гостиной зелёного дома очень способствовала такому отстранению.
— Мы с Верой, можно сказать, уникальные люди, — заговорил Валерий, который сидел рядом со своей женой. — Серьёзно — уникальные, без прикрас. Наши родители дружили, мы с ней вместе в детском садике были, в школе за одной партой сидели. В институте на одном факультете учились, а потом на одном предприятии работали. Представляете? С детских лет вместе. Кто, дожив до наших лет, может подобным похвастаться? И ведь ни разу не ругались!
— Ну, это уж ты загнул, — рассмеялась Вероника. — Помню, мы с тобой однажды так поскандалили, что я в тебя тарелкой швырнула.
Валерий махнул рукой.
— Пустяки. Через пять минут уже помирились.
Нравилась Борису эта пожилая пара. Лёгкие люди. И благородство в них было какое-то простое. Валерий ему напоминал отца — не внешне, а своими манерами, умением говорить немного театрально, сразу же привлекая внимание.
— И вот ещё уникальность, — продолжил Валерий, с обожанием глядя на жену и забыв про недоеденные макароны в тарелке. — Мы с Верой не только одногодки, но к тому же родились в дни солнцестояния. Правда, она зимой, двадцать первого декабря, а я летом, двадцать первого июня. Каково, а?
— Здорово! — одобрила Капелька. — А со мной в один день, между прочим, родилась Елена Исинбаева. Она крутая! Целую кучу медалей напедалировала и кучу рекордов поставила. Я, как она, однажды пыталась с шестом прыгать, но у меня не получилось. Правда, это не шест был, а палка от швабры. Я тогда коленку расцарапала, шишку на лбу поставила и дужку очков сломала.
Все засмеялись, причём совершенно не натужно, словно действительно на время забыли, что за окнами чужой жестокий мир. Возможно, так солдаты смеются в окопах в часы затишья над какой-нибудь шуткой, будто неосознанно пытаясь вытеснить боль и страх из отведённых им временных рамок.
Во дворе вскипел самовар — как раз к приходу Прапора, который, прихватив с собой галку, явился, чтобы проведать бабу Шуру. От чая он не отказался. А Капелька обрадовалась, что птица снова оказалась в её полном распоряжении.