Изнанка

Если Алёна думала, что ничего не должна была чувствовать — она ошибалась. Сердце сначала застыло на несколько бесконечных мгновений, а после понеслось вскачь. Это был тот самый родной жест, который был ей так безумно дорог, и который сейчас ей нужно было вырвать из сердца окончательно, ведь решение было принято.

Она сидела, глядя на то, как Коля неловко обувается в прихожей, стаскивает с вешалки куртку и выходит из квартиры. А в груди у Алёны пекло и хотелось выть. Но это были лишь отголоски той боли, что ей причинил Николай.

Раньше ей казалось, что с его уходом она умерла.

Теперь поняла — выжила.

ОТРЫВОК 4

Алёне пришлось мучительно раздумывать о том, стоит ли говорить Никите о визите Николая. С одной стороны, ничего особо примечательного не произошло. Это был всего лишь её бывший муж, приехавший навестить сына, который по определению бывшим быть для него не мог. С другой стороны, она отчётливо видела, что значит для Никиты всё, что касалось Николая. Да и скрывать от него ничего не хотела. Достаточно было и того, что тайны уже сыграли с ней злую шутку.

— Я скучал. Ты не представляешь как, — шепнул Никита, когда они наконец увиделись, и Алёна с трудом оторвалась от жадного и глубокого поцелуя.

— И я.

Сегодняшняя встреча была для неё какой-то особенной. После того, что осознала вчера, она словно делала новый шаг, и хотела чувствовать, что Никита в этот момент рядом с ней.

— Мы поедем ко мне?

Он отстранился, но из объятий её не выпустил. Смотрел серьёзно, и в глазах Никиты разливалось что-то тягучее и тёмное, внутри чего всполохами горели искры возбуждения. Точно такого же, какое испытывала и она рядом с ним.

— Там точно не может быть никого лишнего?

— Нет. Там вообще берлога мрачного одиночки.

— Звучит безумно сексуально.

— Знал бы, что тебя возбуждает подобное, давно бы зазвал к себе.

— Теперь будешь знать.

Алёна потянулась к Никите, прикусила его нижнюю губу и потянула. Она хотела его. Точно так же, как и он — её. После возвращения из их отпуска у них не было секса, и Алёна только сейчас настолько остро поняла, до чего ей не хватало возможности быть с Никитой без оглядки. Просто потому, что они были взрослыми людьми и хотели друг друга.

— Ладно. Поехали к тебе. Но без ночёвки, идёт?

— Идёт. И подумай, пожалуйста, о том, что может тебя привлечь помимо берлоги мрачного одиночки, чтобы ты захотела ко мне переехать.

— Никит… С этим всё сложно.

— Может быть. Но нет ничего нерешаемого, правда?

Он распахнул перед ней дверцу машины и кивнул, чтобы Алёна садилась внутрь.

— Потом это обсудим. Сейчас мрачный одиночка жаждет дикого траха.

Едва они вошли в квартиру, которую снимал Никита, он набросился на губы Алёны, сминая их и не давая ей ни единой возможности протестовать. Впрочем, как раз протестовать она и не желала — сходила с ума от желания, чтобы он как можно скорее оказался в ней, и от возбуждения, которое рождали внутри его прикосновения и поцелуи.

Рассмотреть «берлогу» Алёна не успела — да ей было и не до того. Всё потом, когда они насытятся друг другом, если такое в принципе возможно. Никита закрыл входную дверь с третьей попытки, и их тут же окутала темнота. Он начал срывать с неё одежду, отбрасывая ту прочь, и Алёне не выдержала — впиваясь пальцами в куртку Никиты, потянула её с его плеч, сорвала пуговицы рубашки, на что получила рычание и болезненно-приятный укус.

Никита шагнул в пустоту, понуждая Алёну попятиться, но тут же подхватил её под попу, прижимая к стене. К чёрту кровать, она готова была отдаться ему ещё в лифте, а здесь, где была окутана запахом Никиты, все преграды исчезли.

С трудом соображая, Алёна избавила Никиту от джинсов, пока он задирал её юбку и стаскивал бельё. Колготки, ожидаемо, порвал, и они повисли где-то в районе колена.

— Никит… — Его имя сорвалось в тишину, разбавляемую лишь надсадным тяжёлым дыханием и влажными звуками поцелуев. — Трахни меня…

То, что происходило дальше, было больше похоже на обоюдное насилие. То ли Никита брал её, то ли она — Никиту. Губами, языком, руками — были только ласки, больше похожие на что-то животное, на грани со звериным; стоны, переходящие в крики и мольбы. При этом Алёна не знала, о чём умоляет Никиту. Всё с ним было настолько острым, что от этого вены внутри наполнялись нестерпимым жаром. То, как он ласкал её, то, что она позволяла ему делать с собой. Трахать, как он хотел, иметь во все места и осознавать, что ни с кем до Никиты у неё не было ничего подобного. И уж точно не будет после.

— Фух… Я больше не могу, — откатившись в сторону, когда Никита кончил во второй раз, призналась Алёна.

Она лежала на его постели, полностью обнажённая, с бесстыдно раздвинутыми ногами, между которых саднило, чувствовала внизу живота сладко-болезненное удовольствие, и пыталась восстановить дыхание.

— А я думал, перекур и продолжим.

— Нет… пожалей тётю Алёну. Я себя загнанной лошадью чувствую.

— А я, значит, кто-то вроде зоофила.

— Никит… не смеши меня. Смеяться тоже нет сил. Попить есть чего-нибудь?

— Сейчас принесу.