В детстве Владимир падал часто. В погреб, из которого его обычно вытаскивал старший брат и поддавал, чтобы не совался куда не надо. С крыши дома в пору, когда сидение на коньке со сбитой на затылок шапке было его любимым занятием – высоко, страшновато, зато весело и на зависть друзьям. Не очень удачно падал с деревьев, пересчитывая будущие синяки от каждого сука: ломал руку.
Падал, но всегда тянулся к высоте, любил высоту. Из-за вечного для себя нового радостного чувства удаления от неприемлемой им плоской земли. Не парения над нею, а лишь удаления, восхождение в третье измерение. Оттого и понравилась ему работа монтажника высотника.
И радиорелейная, и телевизионная мачта – не крыша дома. С десяток метров над поверхностью – и новые законы поведения. Внизу по рейке пройдёшь и не заметишь, на высоте и по площадке надо ходить с опаской. Не из трусости, боязни или неуверенности в себе на высоте, а от порядка. Высота манит, пьянит, завораживает, подстёгивает и возвышает. Возвышает над собой, над теми, кто никогда, находясь в равнинной местности, не видел далеко внизу полёта птиц, кого не обдувал порой яростный ветер высот ы, кто не купался в облаках.
И всё-таки высота, и работа на ней требует опоры, и если она внезапно исчезает…
Владимир падал.
Почти бессознательно Владимир попытался оттолкнуться от невесомой люльки и ухватиться за трубчатую стойку мачты, но не дотянулся. Его перевернуло, он увидел бурый от подступающей осени участок подмачтовой территории и ужатые с высоты фигуры друзей-монтажников, ещё не знающих о трагедии, разыгрываемой над их головами.
Хотя Миша у лебёдок, наверное, уже ощутил рывок троса. Правда, слабина пока не обозначилась, и он, прежде чем глянуть вверх, перебегает опытным взглядом батарею лебёдок.
– Не-е-ет! – хотел крикнуть Владимир, но дыхание перехватило, слёзы застлали глаза, исказив мир, в котором он так мало прожил, так мало успел, а теперь так срочно покидает его, вопреки мечтам и желанию в нём жить до глубокой старости.
Воздух туго ударил в лицо, освежил, обманул последним ласковым прикосновением, словно стремился скрасить хоть таким образом последние мгновения жизни Владимира. Нет, уже не жизни, а той неопределённости перехода из бытия в небытие…
Казалось, прошли годы, века, тысячелетия. Время огромным аморфным сгустком обволокло Владимира и замкнулось в себе.
Владимир падал…
– Ещё не всё потеряно, – вдруг услышал он проникновенный голос и обнаружил рядом с собой трёх странных существ.
Не будем торопить Владимира сразу же составить представление о внешнем облике этих созданий. Он, оглушённый падением, даже не удивился или не мог удивиться.
Пахнуло незнакомым, но приятным запахом. И падение остановилось. Или ему это только показалось?.. Вот ещё не крашенные перекрестия мачтовых растяжек, площадка, принявшая нагрузку второго яруса оттяжек… Рядом. Они неподвижны… Но он же падает!.. Он же падал!.. Но почему гудит в ушах от рассекаемого на скорости воздуха, рвущего полы штормовки?..
И всё-таки и площадка, и перекрестия будто замерли, а кто-то или что-то вспрыснуло в сознание, подсказало:
– Верь в реальность происходящего.
– В-вы ув-верены? – вдруг смог он даже посомневаться. Однако голос его пропал в пустоте – ни звука.
Сукщества же его прекрасно услышали и поняли сказанное им, и по разному прореагировали на вопрос.
А он тут же, отмечая какие-то вспышки и меняющиеся контуры и цветность существ, трезво подумал: «Если я падаю, то у меня так мало времени, чтобы услышать их и ответить им я никогда не смог бы… Не успел бы… Но слышу и отвечаю».
«Падаю… Всё-таки падаю!..»
На глаз видно как он медленно, но смещается к земле. Неумолимо… А остальное – галлюцинация. Или мысли так быстро рождаются и умирают, а обострённые чувства отмечают каждое мгновение времени и растягивают его протяжённость? Но… Если не галлюцинации, если…
– Вы уверены? – спросил он уже чётко и с надеждой.
Они заразительно засмеялись – так показалось Владимиру.
– Вполне, – ответили.
– Но как?.. Я что-то должен сделать?
– Захотеть путешествовать с нами.
«Только и всего-то», – с облегчением подумал Владимир, так как, несмотря на обожжённые чувства, он ощущал настороженность от странного общения, наложенного на отчаянное положение, в котором он находился. Сказал:
– Мне всё равно… Лишь бы всё это… закончилось.