– Минота-а-авр!! – кричали сведённые судорогой рты. – Лю-юди-и! Спасайтесь!.. Минотавр!
Сокрушающий страх людей резкой оглушающей болью ударил по напряжённым нервам Зуни. Он задрожал.
Люди с громкими проклятиями убегали в город, и тот, приглушённо загудел. Город-улей плеснул в сторону Зуни предостережением и нескрываемой угрозой. А Зуня, словно парализованный неожиданным потрясением и всё усиливающейся паникой, затопившей всё его поле чувств, сомнамбулой продолжал идти по избитой дороге, спотыкаясь о брошенный в спешке людьми скарб, обходя стороной животное, что поприветствовало его доброжелательным, но странным вскриком: – «И-а!»
– Разве вы не узнали меня? – звал Зуня людей. – Это же я! Один из тех, кто принёс вам мир… жизнь… будущее…
Но они, затерявшись за каменными стенами города и построек, не чувствовали, не понимали его.
Зуня вошёл в город, на вымершую мостовую, хотя страх выдавал горожан – их души трепетали рядом, на расстоянии нескольких вытянутых рук. Рук, которых никто не хотел ему протянуть и пожать его руку.
Но не только страх землян замораживающе давил на психику Зуни. Существовало ещё нечто невысказанное, затаённое и странное во мраке человеческой решимости и озлобленности, направленной именно против него. И Зуня чувствовал это в онемении почти до шокового состояния его чуткой нервной системы.
– Люди! – подавал он им голос, протестующий и слабый, так как не мог своим сознанием и интеллектом превозмочь мощную встречную волну гнева и возмущения.
В ответ на его призыв просвистела стрела, неприятно царапнувшая беззащитное оголённое плечо Зуни.
Он застонал не столько от боли, сколько от бессилия и жалости к себе и людям. Усилием воли он отклонил ещё несколько стрел и дротиков и вышел, наконец, из шока.
Тело его, бронзовое и мускулистое, подвластное его желаниям и способное выполнить любое из них, обрело подвижность и неуловимость в движениях, как золотистая капля ртути. И недаром его голова уже увенчалась рогами, вернее рожками, но между ними синим пламенем сверкнула молния, чтобы отбить и обратить в пепел и прах жужжащие стрелы. Глаза его помутнели, отражая вовнутрь мысленную силу, так необходимую ему в час неожиданного испытания.
Безответность и зло окружили его…
Казалось, даже камни восстали против него и поглощали всего его без остатка, не давая ничего взамен. Лишь страх и ненависть, ненависть и страх.
– Минотавр! – одним дыханием выдавали тысячи глоток, отражали равнодушные стены, повторяло неразборчивое эхо.
За спиной с грохотом под ликующий вопль горожан захлопнулись массивные ворота, запирая Зуню в тесном мире тупиков, каждый из которых мог быть для него смертельным.
Переходя от строения к строению, отражая выпады людей, Зуня вскоре потерял представление, где он находится, в какой части города, куда он вообще идёт, зато почувствовал направление, куда давление человеческих страстей было наименьшим. Оно привело его к покрытым налётом вечности камням какого-то сооружения, за давностью лет вросшему в землю.
Зуня, подталкиваемый безжалостной злобой ненавистников, разлитой подобно ядовитой субстанции по всей округе, нырнул в низкий проём входа.
Но прежде, чем его поглотила глухая каменная громада, он услышал радостно-отчаянный возглас тысячи голосов, бушующим валом настигший его:
– Минотавр в Лабиринте!.. Чудовище ушло в Лабиринт!..
Так он узнал Лабиринт.
С печальным вздохом он спрятался в нём от тех, кому хотел подарить свою любовь и жизнь.
Переходы, комнаты, лестницы, галереи – бесконечная смена брошенных помещений. Вековая пыль свидетельницей забвения надёжно прикрыла весёлую мозаику полов, высохшие чаши уютных бассейнов и суетные следы былых обитателей этого огромного и нелепого сооружения – Лабиринта.
Здесь Зуня, выйдя на открытую небу площадку – когда-то, возможно, служившую двором, – связался со старшим Зуней, оставшимся у кораблей, что тонкой ниточкой связывали Зуней с их далёкой родной планетой.
Старший Зуня поведал горькую историю вышедших к людям Зуней. Многих из них уже не было в живых – они погибли от ненависти и коварства людей. Другие томились, подобно нашему Зуне, в заброшенных пещерах, в недоступных горах, ища в них спасения и выжидая возможного контакта с землянами.
Удивительное сходство Зуней с людьми, кроме строения головы, по мысли Зуней должно было сблизить их. Но случилось всё не так. Одинаковые потребности и органы чувств, единое видение и понимание мира Зуней и землян, отзывчивость и доброта пришельцев – всё это осталось незамеченным людьми, или они не хотели замечать сходства. А вот бычья голова на человеческом теле потрясла их так, что всюду, где бы ни появлялись Зуни, если даже им удавалось вступить в краткую взаимосвязь с аборигенами, их встречали как заклятых врагов, обратив против них всё, от камней до варварского оружия – стрел, поражающих на далёкое расстояние, и дротиков.