Изнанка матрешки. Сборник рассказов

Томительно ожидали мгновения, когда испытатель придёт в себя. Только он мог пролить свет на произошедшее с ним. Наконец он открыл глаза и, с трудом подбирая слова, объяснил:

– Я ничего не понимаю… Такое… Но они сказали… Да! Они сказали, что не для того летели сюда из другой галактики и колонизировали эту планету, чтобы бестолковые аборигены так бесцеремонно совали нос в их жизнь и дела…

БРЕЛОК

– Вот смотри, Василий. Когда тебе в руки попадёт такая вещица, ты многое поймёшь…

Слова деда Тараса Василий Семаков вспомнил сразу, как только его внук ткнулся ему в щёку холодным с улицы носом – поцеловал, а потом, с заученными словами поздравления подарил ему этот брелок с цепочкой. Для ключей к новым «Жигулям», купленным с месяц тому назад. Подарок преподнёс, значит, ко дню шестидесятилетия…

Вспомнил, словно сказаны они были только вчера. И деда Тараса вспомнил. Как живой встал он перед глазами: странно подвижный в свои годы, внимательный ко всему и всем, любитель посмеяться.

Да, у деда Тараса был именно этот брелок. Без ключей, блестящий, с памятным рисунком: тонкая белая окантовка, красный ободок, а на блекло-синем поле синим же цветом, но темнее, – рисунок оленя, вскинувшего рогатую голову.

Дед Тарас, а ему перевалило лет за шестьдесят, попал во взвод лейтенанта Ковалёва случайно. Вернее не попал, а прижился в нём, пока батальон стоял в Покровках.

Обитал дед в единственном уцелевшем доме, оставшимся в деревне после многодневных боёв. Дом стоял без крыши и пристроек, снесённых близким взрывом снаряда, но в нём было тепло и, главное, уютно: занавесочки, фотографии на стенах, скатерть на столе. Тут и разместился капитан Стерлик – командир батальона.

В первый же день не по годам резвый дед познакомился чуть ли не со всеми в батальоне, запомнил имена многих и даже фамилии бойцов и командиров. А понравился он всем сразу после того, как отчитал повара Хрылева за нерадивость и нерасторопность, а старшине Захитову сказал, как в воду смотрел и предрёк:

– Ты, старшина, станешь великим и уважаемым человеком, если научишься понимать людей. А пока, что ты нос от них больно воротишь. Поверни его в нужную сторону…

Сабит Завхитов до сих пор вспоминает деда, а когда ему присвоили Героя за председательский труд в колхозе, он позвонил Семакому и, волнуясь, сказал:

– Твой спаситель, Вася, дед Тарас, и мой спаситель. Только он тебя спас от смерти, а мне душу спас…

Но из всех милых сердцу деда Тараса бойцов он привязался к молодому и неопытному Семакову. Впрочем, между ними привязанность и приязнь были обоюдными. Не прошло и двух дней, как дед знал о нём всё, что порой сам Семаков узнавал с удивлением. А захватывающие рассуждения деда, что может ожидать молодого Семакова после войны, помогали ему, недавно призванному в армию, быстро привыкнуть к доле солдатской на войне. И жену красивую обещал дед, и генеральство, и многое другое.

Всё угадал дед…

Кроме своей судьбы.

В Покровках батальон Стерлика находился будто бы в резерве. Однако не отдыхали: в полный профиль выдолбили в мёрзлой земле окопы, ежедневно проводили политзанятия, несли караульную службу, ходили в наряды. Начальство, поставив батальон здесь, наверное, предвидело, что Покровки, отбитые у немцев с ходу, вот-вот станут ареной новых событий…

Почти весь день и часть ночи Семаков, грея в сухих ладонях подаренный внуком брелок, вспоминал события почти полувековой давности и старался их осмыслить, связать воедино с сегодняшним днём. Себя, деда Тараса, брелок. Какая-то интуитивная догадка об их связи возникала, но и поражала невозможностью своего осуществления. Такого не могло быть. И всё-таки…

Прямо среди ночи позвонил в другой город своему близкому другу, однополчанину, Алексею Ковалёву.

Который год уже Алексей прикован был к постели неожиданным недугом – не ходили ноги. Двухметровый гигант за время постоянного лечения усох до форм внука Семакова, ученика седьмого класса. Но бодрости духа не потерял. Ночами он не спал и на звонок отозвался сразу:

– Это ты, Вася?

– Я, дорогой.

– А я лежу, думаю, вот сейчас ты позвонишь. Знаешь, стал как дед Тарас наш. Чуток и прозорлив, честное слово. Почти до минуты рассчитал твой звонок…

«Для всех нас, выживших в том бою, – подумал Семаков, – дед Тарас стал стержнем, и Лёшке, и другим, тем, кто ещё жив и кто навсегда ушёл из жизни».

– Что молчишь? – напомнил о себе Ковалёв.

– Не молчу. Думаю вот.

– О чём думаешь-то?

– О нас, Алёша. О нас…

– И ты стареешь, Вася, вот и думаешь о нас. А я о том давно отдумал. И надумал… Мы хорошо, плохо ли, жизнь свою прожили. И кое-какой след за собой видим. Да и фамилии свои во внуках оставили… Теперь я думаю о тех… О Веньке Кольском, о Фёдоре Савельеве, о Степане… э-э…

– Да Степченко он был. Степан Степченко.

– Ну, да… Может быть, и думаю о них, что память стал терять… А ведь под конец-то в своей дивизии всех офицеров до комвзводов по имени-отечеству знал…

– Ты и сейчас…

– Не надо, Вася… Но чаще всего о деде Тарасе вспоминаю. Сравнялся с ним возрастом и вспоминаю. Первую свою встречу с ним… Как потом хоронили его с тобой…