Официант принес кофе и штрудель. Голубки, ради которых он посетил это замечательное заведение, лениво болтали, потом в полной тишине набивали животы, даже не дотронувшись друг до друга. Вика не смотрела на Диму, не касалась пальцами его рубашки, не распахивала своего жакетика. Полчаса они даже рылись каждый в своём телефоне!
Ярослав заскучал, видя, что ничего не происходит. Ему даже не потребовалось применять незаконных методов, чтобы подтвердить, что любовная история — суррогат!
Он успел внимательно рассмотреть не только японские вазочки, выставленные напоказ вдоль стен, мечи самураев, закрепленные под потолком, бронзовые люстры, природные камни, украшающие огромные окна, но и блестящие полы.
Только когда Вика устало опустила голову на плечо кавалера, Ярослав позволил себе сложить периодическое издание, а ей — случайно заметить его. Краем глаза он наблюдал, как, как будто бы по мановению волшебной палочки, изменилась игра актеров. Дима мгновенно обнял Вику и положил руку на живот, она потерлась о небритую шею, подобно дворовой кошке. На лицах появились улыбки и «влюбленные» защебетали.
Зрелище было не из приятных, но Ярославу хотелось вскочить на ноги и аплодировать стоя. Будущее, в котором он был и так неуверен, сейчас ещё раз перевернулось с ног на голову, и он ощущал, как его захлестывает волна ликования. Он собирался все переиграть.
Вика наполняла его сердце. Она умела противостоять ему в своей очаровательной женской манере, и это восхищало его. Никакая другая женщина, будь она трижды умная и красивая, не нужна была ему! Только эта.
Он ленно встал и подошел к их столику как раз в тот момент, когда его брат потянул свои мерзкие губы к девушке. Вика отстранилась, кивая на Ярослава. Он широко развел руки в приветственном жесте.
— На меня не обращайте внимания. Я лучше постою и понаблюдаю.
Но они, конечно, не стали целоваться. Насколько он помнил, она не воспринимала нежностей в общественных местах, не возбуждалась от секса в гостях и терпеть не могла выставлять напоказ чувства. Для любви Вике требовалось уединение. Цирк был устроен исключительно для него, Ярослава. Он был единственным зрителем, клоуном, приглашенным, и участником. Что ж! Он оценил представление, оно требовало соответствующего поощрения, так же как бесстыдное поведение — ответных мер. Ярослав изменил тактику и навис над столиком, свирепо щурясь.
Теперь, когда ему открылась правда, что она не ухлёстывала за его братом, когда он не понимал, как она могла улыбаться, если осталась в нищете с ребёнком под сердцем, когда он видел всё то же спокойное, нежное лицо, равнодушие, с которым она защищалась от него, его ревность к её доверию к Диме, к их дружбе, была более жгучей, чем если бы они были любовниками. Тогда он хотя бы презирал их и знал ей цену.
Что же теперь? Теперь его мучило, что другой, не он, протянул его любимой руку помощи, добился её милости, мог приходить в её дом, разговаривать и смотреть не останавливаясь.
Больше этого не будет!
— Неужели обязательно трогать мою женщину своими грязными лапами? — Ярослав отметил, что розовый пиджачок, совсем немного открывающий Викину полную грудь, очень шёл ей. «Наверное, вид с Диминого места лучше», — подумалось ему, когда он услышал слова брата:
— Эта женщина — моя, — супостат не убрал свою клешню, только радушно склонил голову. Вика настороженно облизала губу.
— Чёрт! — Ярослав ожидал более едкого ответа, — я испытываю благоговение!
— Достаточно просто убраться отсюда, — Вика сверкнула глазами.
— Да, будь добр, — поддразнил он её, глянув на Димку, — свали!
— Это касается тебя! — взвилась малышка.
Ярослав проигнорировал её выпад.
— Оставь нас одних, прошу тебя, — он миролюбиво посмотрел на брата, не особо рассчитывая на результат. — Мне надо поговорить кое о чем с твоей девушкой, — он весь превратился в смирение, — ведь она когда-то была моей женой.
Дима неожиданно быстро поднялся, наклонился к Вике, и предупредительно посмотрев на неё, выдал:
— Скажи моему брату, что ты никогда не собиралась спать со мной.
Вот это да! У Ярослава чуть челюсть не отвисла. Однако Вика вдруг рассердилась. Видимо, в ней взыграла уязвленная гордость. Она отчетливо радировала:
— Я именно собиралась!
Ярослав счёл нужным качнуться на пятках и усмехнуться.
— Хороший удар.
Собеседники посмотрели на него как на редкостного психопата. Дима медленно повернулся к Вике и цокнул языком:
— А теперь скажи правду.
На лице её было написано, как ей захотелось убить их обоих. Вика сжала губы, вознамерившись, надо полагать, послать их, но быстро передумала:
— Ладно! Тогда я расскажу ему, как ты предлагал мне стать твоей женой!
Ярослав выругался. Он тоже подумал об убийстве. Когда этот придурок мог додуматься до такого?
Дима с укоризной посмотрел на Вику, словно она была неразумным дитя, потом перевел взгляд на Ярослава.
— Обещай мне, что не причинишь ей боли.
— Ты знаешь меня, — Ярослав сверкнул зубами, — когда сверну ей шею, сделаю это очень быстро — она ничего не почувствует.
— Этого-то я и боялся.