Он пригладил рукой волосы в надежде успокоиться. Нечего ему с ней выяснять. Просто надо уйти. Не надо было целоваться. Просить её раздеться — тоже не надо было. Это было безумием. Шорох одежды заставил Андрея обернуться. Она со злобным видом натягивала шорты, не позаботившись о трусиках. Её руки дрожали — он это прекрасно разглядел.
— Оль, — позвал он, но она не обратив внимания, схватила боты и пошла прочь, — послушай, Оль, — она не остановилась, — думаю, ты заработала то, что просила, — Ольга не обернулась, — слушай, я стараюсь делать как лучше для нас обоих.
Он уже не был тем глупеньким юнцом, неуверенным и робким, отступавшим под давлением обстоятельств или упрямых людей. Он двинулся за ней, силясь объяснить, что для неё самой было бы предпочтительнее, чтобы они держались друг от друга подальше. Самое главное в их отношениях не секс, не постель, давно уразумел Андрей, для них было важно протянуть мостик от сердца к сердцу. Это он и пытался ей втолковать. Если сейчас они не добьются духовной близости, он сам себя не сможет уважать. Уж не говоря о том, что если они не найдут общего языка, ребёнку придется видеть отца или мать только по выходным. Она остановилась в проеме и равнодушно уставилась на него.
Он распинался, запутанно блуждая в развалинах фраз, Ольга безразлично слушала, переминаясь с ноги на ногу. «Не дай её молчанию победить», — велел себе Андрей, но жена продолжала смотреть на него с тем упорным спокойствием, которое он видел в зоопарке на мордах у верблюдов.
— Ну как тебе разговаривать со стенкой? — бросила она, в конце концов, и захлопнула дверь перед его носом.
Он опешил. Не слишком ли часто они хлопают дверьми? Ему страшно захотелось ворваться в комнату и грубо взять её там, где застанет. Он рванул ручку на себя и увидел её презрительные и одновременно испуганные глаза, схватил за плечи, прижал к себе и поцеловал. Чёрт возьми, как всё-таки сильно он её хотел! Его пальцы погрузились в её волосы, а твердые мужские бедра прижались к мягким девичьим. Если она не почувствовала ещё, что сделала с ним, то сейчас самое время. Он легко приподнял её, взяв под мышки, ступил к кровати и аккуратно опустил, не прекращая целовать. Стянул лифчик и комбинезон, попутно освобождаясь от одежды.
Внутри него все загорелось огнем, который подпалил и сердце. Он знал раньше и теперь убедился, что как только он прикоснется к ней, он потеряет способность контролировать свои поступки и уже не сможет остановиться. Так было в тот первый раз. Повторялось из раза в раз и сейчас в том числе. Словно ты идешь по дороге, не подозревая, что следующий шаг сделаешь в пропасть. Не успеваешь оглянуться, ты уже летишь к центру земли, и свободное падение не просто пугает, оно сковывает леденящим ужасом. Но полет не прекращается и самое страшное, что ты можешь представить: то, что ты разобьешься всмятку, не происходит. Крах превращается в нечто особенное. Разумные мысли выплывают, одерживают верх над испугом. Это не просто мысли, это упоение, и эйфория, и экстаз, и самозабвение одновременно.
Он сгорал от желания. Он ловил её губы своими и слышал звуки, которые так и не покидали её горла. Она забилась в его руках, пытаясь вырваться, яростно отталкивая его, но поняв, что попытки бесполезны, затихла, перестала бороться с ним. А может быть с собой. Через минуту он ощущал, как льнет к нему её хрупкое тело, чувствовал, как бьется её сердце, как она начинает задыхаться. Губы его жены были пьянящие и жгучие, как коньяк. Он целовал и целовал её, содрогаясь от волнения и вожделения, бушевавшего внутри. Он уже не пытался спасти собственный рассудок. Ольга дрожала. Под его пальцами её сердце билось ещё сильнее, ещё торопливее.
Они занимались любовью быстро в первый раз, потом медленно, заполнив паузу поцелуями и ласками. Андрею давно не было так хорошо. Пропади оно пропадом, всё благоразумие!
В сгустившихся сумерках, когда они лежали на горячих простынях, он провел пальцами по её руке, подул на хрупкое плечико, остужая. Оля прижалась теснее и спрятала лицо на его груди.
— Я люблю тебя, — сказала она тихо и коснулась губами кожи. Андрей застыл: он не хотел, чтобы она врала. Не сегодня.
— Ты не должна…, — начал он, но Ольга стремительно прижала пальцы к его губам. Они пахли её теплом.