Изнанка мести (СИ)

К тому времени, как она дошла до своего двора, боль в груди стала нестерпимой. Когда она увидела дом, внутри нее словно что-то оборвалось. Он еще больше, чем она помнила, припал к земле. Покосившееся крыльцо походило на щеку человека, пораженного инсультом. Слезы ручьем хлынули из глаз, и она была вынуждена прислониться к забору, чтобы не упасть. «О, Ярослав, — прошептала она, — теперь ты получил удовлетворение! Будь счастлив в своем блаженстве!»

Она плакала весь день. Пока открывала старую деревянную калитку, до такой степени заросшую травой, что штакетника почти не было видно. Пока шарила под шифером в поисках ключа, пока пыталась открыть тяжелый замок, пока боязливо озиралась в знакомом незнакомом дворе.

Плакала, когда воспоминания о детских беззаботных днях нахлынули на нее, делая теперешнюю боль непереносимой. Плакала, уткнувшись в пахнущие плесенью одеяла и пытаясь унять нестерпимую боль. Плакала от холода и горя.

«Я должна успокоиться, — говорила Вика вслух, — должна». Но как ни упрашивала себя, сделать этого не получалось.

Она напоминала себе, что теперь она в безопасности, у нее над головой крыша. Только от осознания, что это за крыша и что за безопасность, слезы становились еще горше.

Но, в конце концов, и их бесконечные потоки иссякли. Она долго лежала ослабев, прижавшись лицом к затхлым подушкам. Мысли блуждали вразброд. Все это происходило с ней, с которой всегда было интересно, все нянчились, старались ублажить и стремились дружить. Это она, Виктория Белова, изнемогала на убогой постели в древнем полуразоренном доме. Ни одна душа не знала об этом. Никому не было до нее дела. А если бы и знал кто, то всем было бы наплевать. У каждого слишком много своих забот, чтобы печься еще и о ней.

Она не имела духа отогнать от себя воспоминания о страшном изобличительном разговоре. Думать о нем было выше ее возможностей, но Вика не могла заставить себя не думать. Мысли обступили ее со всех сторон, словно стая грифов, учуявших смерть. Против воли, они кружились в мозгу, вонзали в него свои клювы. «Я не должна принимать это близко к сердцу, — повторяла она себе, — я должна быть крепче».

Казалось, протекла вечность, пока она недвижно застыла, зарывшись лицом в кровать. Она не хотела заглядывать в темную бездну завтрашнего дня. Там было слишком страшно, слишком непонятно. Все что она могла — это только отчаянно дышать через «не хочу». Вдох. Выдох. Вдох. Надо набраться сил и попытаться вырваться из ада прошлого.

Она смутно осознавала, что она в старом бабушкином доме, на скрипучей железной кровати. Она вдруг порывалась встать, порывалась бежать, но силы ей изменяли. Какое-то оцепенение нашло на нее и сковало члены, не коснувшись, однако, сознания. Оно постепенно меркло, истерзанное населявшими его страшными образами, нереальными, фантастическими, погружавшими в кошмарный сон. Она не думала, что и вправду заснула, только впала в сонное оцепенение, защищаясь от боли и непонимания происходящего.

На рассвете следующего дня Вика очнулась, изумленно огляделась и вспомнила, где находится и почему здесь оказалась. Боль была как зудящая кожа. Она раздражала и бередила, она вызывала желание содрать ее с себя и освободиться. Но она намертво прилипла к ней, она была частью Вики, она была самой Викой. Неуверенно она опустила ноги на пол. За окнами завывал ветер, он свистел где-то под потолком и пытался прорваться в дом. Нельзя было сказать, что это ему не удалось: в комнате стояла холодрыга. Вика не плакала уже, но горло было охвачено железным ошейником.

В доме бабушки не было водопровода, газа. Только электричество. Сейчас она не хотела проверять — работало ли оно. Она хотела только пить. И выть. Она собрала силы и встала, дошла до колодца. Деревья шумели, клонимые ураганом, трава стелилась по земле. Ветер, казалось, пробовал вырвать волосы из ее головы. Под стать ее настроению. Вика вытащила немного ледяной жидкости. Она казалось темной в глубине колодца, но на вкус была подобна божественной росе. Вика попила, прислонившись губами к ведру и обжигая и без того замерзшие внутренности. Потом перелила воду в собственное проржавевшее ведро и, изможденная, потащилась обратно. Мураши покрывали кожу, когда она задвинула засов и зарылась в одеяло.

От усталости она снова провалилась в неспокойный сон, сквозь который пробирались тяжелые мысли, похожие на бредни. Бесконечные попытки решить нерешимые задачи, найти ответы на вопросы, которых ей никто не задавал. Неужели не будет конца этой тягучей боли?

Дребезжало окно, рождался новый день, до которого ей не было никакого дела.

Глава 12. Одиночество.

Это горько, я знаю,

Сразу пусто вокруг.

Это страшно, родная –

Небо рушится вдруг.

Ю.В. Друнина