Изнанка желаний

— Ты крайне самонадеянна для той, кто ни в чём не разбирается. Где-то услышала, что печати принимают тех, кто склоняется к условному добру, и решила, что этого достаточно для создания идеального существа. Допустим, мы действительно ищем людей, в которых сильны хорошие качества. Допустим, при инициации недостойные отвергаются. Но с какой стати ты полагаешь что личность неизменна?

Девушка поставила локти на стол, сцепила ладони и положила на них подбородок. Задумчиво посмотрела на меня — сквозь меня.

— Жизнь волшебницы — это постоянный стресс. Часто новички ломаются в первые месяцы, потому что не готовы к суровости Изнанки. Даже самый добрый человек может не выдержать давления, которое на него оказывает среда. И тогда он меняется. Ведь печати инициации не следят за состоявшимися волшебницами. Они всего лишь оценивают кандидатов. И потому любые… преобразования из-за влияния Концептов и других причин остаются на совести самих волшебниц. Многие черствеют, озлобляются, но остаются в рамках нормы. А норма для нас — уничтожать явления ихора и защищать человечество. Не целовать его в задницу, не отдавать последнюю рубаху бездомным. Мы рискуем нашими жизнями, чтобы куклы спокойно возились в своей песочнице. Радовались и предавали, убивали и размножались. Они наполняют ихор смыслом. Ты видела Гнездо. Видела демонов. Видела Гиблую. Это творения кукол: их страхи, их ненависть, их тщеславие и обиды. Мы спасаем кукол, потому что созданы для этого. Потому что таковы правила и от судьбы нет спасения. Но должны ли мы любить их? Это каждая определяет для себя сама. Хочешь поговорить о том, можно ли творить добро, не будучи добрым?

— Не люблю философию.

— Тогда объясню на пальцах. Я не стремлюсь к добру как таковому. Я не фея, которая решает чужие трудности взмахом волшебной палочки. Но я держусь того, что считаю правильным. Не всегда счастье отдельных кукол будет совпадать с моими целями.

Я вспомнил один тест.

— Вот как? А если ты увидишь вагон, который мчится по путям. Впереди развилка. К рельсам основной дороги привязаны пять человек, к рельсам второй — один. Ты можешь дёрнуть рычаг, и вагон перейдёт на другую дорогу. Как подсказывает поступить тебе чувство правильного?

— Не любишь философию, значит. Ну что ж… Если куклы не видят меня, я встану на рельсы перед вагоном и попытаюсь его остановить.

В тесте такого ответа не было. Я растерянно уставился на Алину, и она усмехнулась:

— Мы не люди. Не нужно мерить всё людскими мерками. Но и нам не чужда благотворительность. Главное — помнить, какова наша истинная задача. Балансировать между мирами сложно. Многие впадают в крайность и перестают считаться с жизнями кукол. Это неправильно, но объяснимо.

Сложно представить усталое смирение на лице шестнадцатилетнего подростка. Но Алина умудрилась в точности передать эмоцию.

— Некоторые идут дальше. Они отрицают свою суть. Ищут пути, чтобы изменить её — и находят. Хотя мы уничтожаем всех носителей запретного знания, зло неистребимо и проторяет пути к падшему сердцу. И тогда волшебница ломается. Впускает ихор, принимает демона как часть себя и становится ведьмой.

Она забрала у меня Байкал и сделала глоток. Видимо, монолог вызвал у неё горечь на языке. У меня она появилась, во всяком случае.

— Остерегайся этой дороги, а не налёта естественного цинизма. Цинизм никого не убил.

Мы посидели, каждый размышляя о своём. Я думал о том, как было бы здорово, если бы Алина оказалась обычной стервой с промытыми Концептом мозгами. Тогда дистанцироваться от неё было бы проще. Но в её речи промелькнуло что-то безнадёжно человечное. Может, отголосок давней тоски. Призрак убитого отчаяния. Она была опытной волшебницей, в отличие от меня. И у неё наверняка накопилось немало плохих воспоминаний.

Андрей говорил, что память — это и есть человек. Его личность. Стоило ли удивляться тому, какими становились девочки-волшебницы?

Между нами встала стена молчания. Официант принёс Алине ещё три коктейля, я взял новый стакан Байкала. Уговорив манговую жижу, девушка повеселела. По крайней мере, больше не выглядела так, будто перед ней развернулся апокалипсис.

Стряхнув оковы отчуждённости, я сказал:

— У меня к тебе просьба.

Волшебница прищурилась:

— Какая?

— Пока я в мужской форме, обращайся ко мне как к мужчине. Женские окончания здорово сбивают с толку.

— Ох уж эти причуды дичков, — фыркнула она. Выдержала мой взор, пропитанный обещанием исполнить недавнюю угрозу, — Ладно. От меня не убудет.

— Спасибо! И вот ещё что… — Я вспомнил, что хотел узнать мнение как можно большего числа людей про Петрушу, — Как ты относишься к домовым?

Намечавшееся хорошее настроение Алины как ветром сдуло.

— Как и ко всем прочим существам, рождённым ихором. Они потенциально опасны и подлежат истреблению.

Как ни крутил я в голове медвежий образ Петруши, опасным он мне не казался.

— Разве домовые вредны? Они ведь следят за домами, берегут их жителей…