– Да вот, пришлось… – сказала Ванда непринужденнейше. – У одной моей одноклассницы, хорошей подруги, тетушка в Казани захворала. Опасного для жизни ничего нет, но у постели дежурить приходится постоянно. Вот и упросила меня. Директриса наша пошла навстречу, отпустила ради такого повода… – Повернулась к матросу: – Несите, пожалуйста, чемодан в седьмую каюту.
Легонько кивнула им и взошла на сходни вслед за матросом, не оборачиваясь. Митрофан Лукич, потеребив расчесанную бороду, вдруг сказал:
– Матушка, мы с Ахиллием Петровичем отойдем на минутку. Совсем из памяти вылетело – не все сыскные дела обсудили…
Отведя Ахиллеса в сторонку, он зашептал на ухо:
– Ну, коли так провожает – любит по-настоящему. И уж безусловно дождется…
– Полагаете, она…
– Экий вы тугодум, Ахиллий Петрович! А еще сыщик! Ну конечно же, исключительно ради вас плывет. Барышня, конечно, добрая и душевная, но за каким лешим ей посреди занятий плыть аж в Казань к наверняка незнакомой ей даме, которая к тому же хвора и не смертно? – Он ухмыльнулся. – Хоть я не сомневаюсь: подруга такая есть, но всем окружающим она сказала, что тетушка больна смертно и хочет перед уходом в лучший мир со своей знакомицей Вандой Лесневской попрощаться. Кто ж проверять станет? Ох уж эти нынешние барышни, лисички хитрющие… Хотите добрый совет, Ахиллий Петрович? Задержитесь вы на денек в Казани, вас ведь сроками начальство не обязывает. Прогуляетесь с ней открыто по главным улицам и казанским красивым местам – вас там ни одна собака не знает, а у нее если и есть знакомые, то по пальцам можно пересчитать, да и не дошли до них наверняка наши самбарские пересуды. В ресторан хороший сводите, есть там два вовсе роскошных. Наконец, номерок снимите в хорошей гостинице, где вас запросто за молодую супружескую пару примут – заметили, что она заместо косы в дамскую прическу волосы уложила? Одним словом, прощаться, так уж прощаться… В совершеннейшем отдалении от любопытных глаз и злых языков, что особенно приятственно…
Ахиллес сказал искренне:
– Вот уж никогда не подозревал, Митрофан Лукич, что вы сущий стратег и в этой области…
– Как в знаменитом романсе поется, были когда-то и мы рысаками… – ухмыльнулся в бороду купец. – В молодые годы, надобно вам знать, ах, Ахиллий Петрович, ба-альшим я был ухарем по части женских сердец. Жаль, не выдалось времени за бутылочкой об этом приятном предмете поговорить, рассказал бы я вам немало проказливого. Ну да Бог даст, еще свидимся… Ну вот… А потом переехала к нам в околоток Лукерья с родителями, увидел я ее однажды, и все прошлое как отрезало. – Его взгляд смело можно было назвать мечтательным. – Ах, какие были годы, какие были жизненные повороты, Ахиллий Петрович… Не считая меня, со всего околотка парни по ней сохли и даже со всей части… Видели б вы ее тогда, красу ненаглядную. И на кулачки из-за нее сколько раз сходиться пришлось, и свинчаткой мне однажды чуть башку не проломили – ну да я его, стервеца, колом из забора опередил. И братовья ее меня отчего-то невзлюбили ни с того ни с сего – и с ними было… всякое. А все ж я всех обошел и повел ее под венец. – Он сказал серьезно: – Барышня-то вас ждать будет, к бабке не ходи – но вы уж сами смотрите, с ноги не сбейтесь. По Москве столько писаных красавиц ходит…
– Не собьюсь, – столь же серьезно сказал Ахиллес.
Громко звякнул пароходный колокол.
– Отплытие бьют! Пойдемте.
К ним подошел матрос, выжидательно остановился рядом. Ахиллес подал ему двугривенный и кивнул на корзину:
– Отнеси, голубчик, в одиннадцатую каюту…
Троекратно расцеловался с Митрофаном Лукичом, тепло попрощался с Лукерьей Филипповной, в ответ на их просьбу пообещал написать, как только обустроится (и собирался обещание сдержать). И поднялся по сходням на палубу, встал у высоких железных перил.
Сразу засесть в каюте было бы скучно, да и хотелось проверить одно этнографическое наблюдение. На пароходе он плыл впервые в жизни, а вот на поездах ездил много. И открыл прямо-таки закон природы: при отходе любого поезда сыщется опаздывающий. Бежать будет опрометью, иногда в самый последний момент, когда колеса уже сделали первый оборот и вагоны лязгнули сцепкой, иногда потеряет шляпу и не остановится подобрать, не до того… Интересно, как с этим обстоит на пристанях?
Ага! Совершенно так же и обстоит, тот же закон природы действует! Матросы уже убирали сходни, когда показался бегущий, неумело причем, полноватый солидный господин средних лет в крылатке, в черном котелке, нагруженный сразу двумя чемоданами. Матросы оставили сходни и с любопытством уставились на него, явно прикидывая, не потеряет ли что по дороге.
Не потерял. Протопотал по сходням (тут же убранным чуточку разочарованными матросами), отдуваясь, обливаясь потом, плюхнулся на ближайшую скамью.