Изображая, понимать, или Sententia sensa: философия в литературном тексте

Именно этот пластический дар позволяет Лему представить как достоверные самые невероятные ситуации, обставить их массой подробностей, опредметить их, тем самым создавая некоторое художественное пространство, действие внутри которого подчиняется уже специфически художественным законам. Местом действия своих фантастических небылиц Брэдбери или, например, Саймак выбирают, как правило, средний американский городок, какие мы не раз встречали в рассказах Хемингуэя, романах Фолкнера, Харпер Ли, Уоррена. Действие произведений Лема, за редким исключением, строится в некоем вымышленном пространстве. И везде – будь то глубины космоса, Земля будущего, иные планеты – Лемом создается мир, который выглядит вполне достоверным, художественно обязательным.

Существует в критической литературе точка зрения, что фантастика служит своего рода полигоном, строит модели, позволяющие «испытывать» определенные теоретические постулаты, проецируя в будущее тенденции общественного развития либо возможные следствия научных открытий и изобретений. С этим нельзя не согласиться, но с одной существенной, на мой взгляд, поправкой – в настоящей литературе все эти испытания проводятся по отношению к людям: испытываются люди, человеческая сущность, выясняется, как будет вести себя человек, попав в заданную ситуацию, выстоит ли он.

В повести «Возвращение со звезд» решается как раз проблема человека, попавшего в новый мир. Из межзвездного полета на Землю возвратился космоплан. В ракете космонавты прожили всего десять биологических лет, на Земле их прошло сто двадцать семь. Лем рисует столкновение героев с изменившейся Землей, их первоначальное изумление, потрясение, растерянность: «Я наклонился… и вздрогнул – спинка моего кресла последовала за мной и мягко обняла меня. Я уже знал, что мебель предупредительно реагирует на любое изменение позы, но все время забывал об этом. Это было неприятно – словно кто-то следил за каждым твоим движением». Весьма существенно – с появлением новых вещей – изменилась и знаковая система. «– Где мы находимся?» – спрашивает герой. «– На полидуке, – сказал мужчина. – Какой у вас стык?» Поначалу даже кажется, что контакт с новой Землей не менее сложен, чем с инопланетными цивилизациями. Все непривычно для глаза, слуха, даже обоняния космонавтов. Лем описывает вакханалию непривычных вещей, с которыми столкнулись космонавты. «Фосфоресцирующая пудра», безводные фонтаны, пахнущие, «как тысяча кустов туалетного мыла сразу», «жалюзи, стремительно свертывающиеся при чьем-либо приближении», «объемная фотография», «кристаллокниги» ресторанные столики, что сами обходят посетителей, предлагая еду, бесчисленные роботы, таинственные стремительные машины – «глидеры» и «ульдеры», двигающиеся тротуары…

Космонавтам поначалу кажется, что вещи эти, избавляющие людей от труда, противопоказаны человечеству, дурно на него влияют. Землянин нового века «был красив и в то же время проникнут безволием, непонятной ленью, как будто этого человека ничто на белом свете не интересовало». Но вещи ли в этом виноваты?..