Изобретая традицию. Современная русско-еврейская литература

С опорой на работы Дэвида Роскиса, Рут Э. Грубер и Марианны Хирш я попыталась проанализировать в этой книге перформативную роль культурной памяти для литературы: меморативные стратегии явлены в ней не только в темах или структуре мотивов, но прежде всего в поэтике: распадающихся сюжетах, метатекстуальности повествования, тотальности интертекста или непоследовательности многоязычия.

Развернутые порой до размера текста мемориальные тропы составляют во многих случаях смысловую доминанту еврейской литературы: метафоры палимпсеста, сожжения, стирания и переписывания; фигуры остатков, мусора и осколков, заранее невозможного или неудавшегося (про)чтения, а также заброшенных, потаенных или погребенных под руинами пространств. Если в литературе еврейского сопротивления с ее установкой на воплощение мифа в жизнь мемориальные тропы еще сулили успех культурной археологии, то постисторические концепции говорят скорее о крахе символического возвращения, превращая воспоминание в затрудненную, в высшей степени авторефлексивную литературную форму, в которой движение в прошлое «запутывается» в сфере означающих. Фрагментарность становится фактурой, эйконом литературного дискурса.

Пожалуй, впервые после гибели Исаака Бабеля – назовем 1940 год вслед за Шимоном Маркишем символической датой конца русско-еврейской литературной цивилизации – еврейская проза подполья и эмиграции начинает черпать свою образность и философию из разных культурных источников. Не только Бабель и Эренбург, но и маскильская сатира, хасидский мидраш и еврейские путевые нарративы становятся значимыми референциями, а ссылки на них – маркером литературной принадлежности.

Концепции культурного пространства Юрия Лотмана и Бориса Успенского, Кеннета Уайта, Мирчи Элиаде, Алейды и Яна Ассманов, а также отдельные исследования о русско-советских и еврейских топографических кодах помогают, как было показано, понять центральный для русско-еврейской литературы этого периода топос Израиля, точнее, сплав в нем иудаистских моделей Палестины и топографических мифов коммунизма: две пространственно-временные проекции искупления. Эпоха геополитических дихотомий и ситуация подполья находит эстетическое отражение в структуре семантических пространств нонконформизма (см. «Модели времени и пространства в нонконформистской еврейской литературе», с. 256) с характерной для него биполярностью пар «центр – периферия», «верх – низ», «открытость – потаенность», «прошлое – будущее».

В постмодернистских текстах Юдсона, Юрьева и Цигельмана русское и еврейское вступают в неповторимый культурно-языковой симбиоз, рождая гибридную поэтику страшного и/или игрового. Коллективные мифы, да и само еврейство оборачиваются макабрической или эксцентричной языковой реальностью, мутируя в идиоматику, фразеологизируясь, врастая в саму ткань текста. Литература и здесь выступает иконической рефлексией русской культурной истории. Нередко гибридное письмо может, как особенно у Цигельмана, представлять собой трудоемкое воссоздание декораций прошлого, археологию еврейской письменности и жизни, сопровождаемую неожиданными и ненадежными культурными находками, и в то же время воспроизводить архитектонику еврейского жанра, например мидраша: в данном случае жанровый эйкон становится элегантной авторской «подписью» на метауровне литературной образности.

Попытка оживить музеефицированное знание, питаемая ностальгией, радостью переоткрытия и субверсивной художественной энергией, становится основным импульсом для еврейских литератур после Катастроф(ы). В рамках насчитывающего тысячи лет диалога еврейского письма и комментария роль Текста в постгуманную эпоху берет на себя вся еврейская традиция Восточной Европы с ее бытовой культурой и книгами (не всегда такими уж священными). Именно поэтому не только еврейская Библия, но и вся сумма ее фактуальных и фикциональных, традиционных и (пост)модернистских, серьезных и игровых, аффирмативных и критических толкований выступает в еврейских литературах тропом памяти и перформативным актом изобретения и обретения традиции.

БИБЛИОГРАФИЯ 436

Список произведений, упомянутых в книге

[Аксенов 2000] – Аксенов В. Ожог (1969–1975). М., 2000.

[Алешковский 1983] – Алешковский Ю. Карусель. США, 1983.

[Бабель 1994a] – Бабель И. Одесские рассказы (1924) // Бабель И. Одесские рассказы. Конармия. М., 1994.

[Бабель 1994b] – Бабель И. Конармия (1922–1937) // Бабель И. Одесские рассказы. Конармия. М., 1994.

[Барановский 2002] – Барановский М. Израиловка (1992) // Барановский М. Последний еврей. М., 2002.

[Баух 1992] – Баух Е. Кин и Орман (1973). Тель-Авив, 1992.

[Баух 1992] – Баух Е. Оклик (1988). Иерусалим, 1992.

[Баух 1994] – Баух Е. Солнце самоубийц // Баух Е. Солнце самоубийц. Время исповеди. Тель-Авив, 1994.

[Баух 2001] – Баух Е. Лестница Иакова (1984). Иерусалим, 2001.