Изобретая традицию. Современная русско-еврейская литература

Так, перенесенный в настоящее средневековый раскол личности Иешуа между «мрачными силами преисподней и вечным распорядком неба» в заключительных сценах романа – это борьба за душу вероотступника и мученика и одновременно за будущее еврейского государства: отсылка к традиционной для иудаизма «аналогии между судьбой отдельной души и судьбой Израиля»195. Иешуа Калантару отводится роль баал-тшувы – еврейского грешника, вновь обратившегося к богу и искупившего вину великим страданием: именно баал-тшува, падший, способен достичь последних духовных высот. Путь Иешуа оказывается поэтому более значимым, чем путь его учителя, чудотворца ребе Вандала196. По мысли автора «Десятого голода», мир можно спасти через муки, насилие, самоотречение и болезнь (телесную и душевную), понятые как этапы очищения; этот процесс предопределен от века и начнется в ближайшем будущем, причем в центре событий будет находиться именно Израиль. Роман проникнут настроением разлада и фатального, однако не окончательного разобщения человека и бога, которое связывается (особенно в конце романа) с раввинистически-каббалистическим пониманием ухода Шехины из народа Израиля. Вот как поясняет эту дисгармонию мироустройства, почерпнутую из иудаистской мысли и остро ощущаемую в романе, Гершом Шолем:

В своем первобытном райском состоянии человек имел прямую связь с Богом. […] Грехопадение, послужившее для еврейских мистиков предметом бесконечных спекуляций, разорвало прямую связь человека с Богом […] Адам […] прервал поток жизни, переливающийся из сферы в сферу, и принес разделение и обособление в мир.

С того времени возник некий загадочный разрыв, не в самой субстанции Божества, но в его жизнедеятельности.

Это учение было ограждено множеством оговорок, но его главный смысл все же довольно ясен. Оно ведет к новой концепции, называемой каббалистами «изгнанием Шхины». Лишь после восстановления первичной гармонии в акте Избавления […] «будет Господь един, и Имя Его едино» в истине и навеки.

В нынешнем неискупленном и расстроенном состоянии мира этот разрыв, мешающий непрерывной связи Бога с Шхиной, кое-как заделывается и исправляется посредством религиозного акта Израиля: Торы, мицвот и молитвы. Устранение пятна, восстановление гармонии – таково значение ивритского слова тикун, употреблявшегося каббалистами после-зогаровского периода для обозначения задания человека в этом мире. В состоянии Избавления, однако, «осуществится совершенство вверху и внизу и все миры сплотятся в единый союз» [Шолем 2004: 290–291].

Болезненное стремление Иешуа «стереть пятно» может принести плоды через падение и самопожертвование избранного – но в исторической современности это остается утопией.

Воспитание нового еврея: «Присказка» Давида Маркиша

Сионистский путь Давида Маркиша позволяет проследить особую генеалогию: будучи сыном выдающегося идишского поэта Переца Маркиша, казненного в 1952 году, писатель с рождения был включен в еврейскую культурную традицию и уже очень рано пострадал от антисемитской политики советского режима. Незадолго до смерти Сталина он как член семьи «изменника родины» был выслан в Казахстан вместе с матерью, братом и сестрой; в Москву семья вернулась лишь спустя два с половиной года. Как предполагает Элис С. Нахимовски, воспоминания об отце, чей романтический образ сохранился в памяти Маркиша, сыграли важную роль в его самоопределении [Nakhimovsky 1992: 199]. Уже в 1957 году Маркиш пытается перебраться из Советского Союза через Польшу в Израиль, но эмигрировать ему удастся лишь в 1972 году, после двух лет жизни в отказе.