Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

Последовательные ступени, посредством которых осуществляется переход от цивилизации к нецивилизованности, видны во всем: в их нравах, одеждах, языке и особенно в цвете.Теперь я твердо убежден, что это удивительное и важное обстоятельство происходит от естественных причин и является последствием местных внешних обстоятельств. То же самое относится и к чертам.Как и в Африке, я вижу здесь большие рты, толстые губы и широкие плоские носы [888].

Представление о «последовательных ступенях, посредством которых осуществляется переход от цивилизации к нецивилизованности» лежало в основе представлений о Восточной Европе, конструируемых веком Просвещения. Ледъярд, однако, помещает на эту шкалу и Сибирь, и вообще всю Евразию. Отметками на его цивилизационной линейке были пункты маршрута, который он набросал в Париже: Брюссель, Кёльн, Берлин, Варшава, Санкт-Петербург, Москва и Камчатка. Гердер рассматривал Европу и Азию с точки зрения физической географии как «понижающуюся равнину», начинавшуюся у высот Татарии; в схеме Ледъярда земли понижаются от запада к востоку, от цивилизации к нецивилизованности, и все превращается в чистую метафору. Первыми в списке факторов, определяющих степень цивилизованности, были нравы, но Ледъярд подчеркивал также « цвет» и « черты», которыми и определялись расы. Казалось, он сам, подобно Форстеру, верил, что расовые различия — следствие «естественных причин», климата и окружения. Его интерес к расовому сходству татар и африканцев позднее привел его в Африку, и путешествие это оказалось еще неудачней, чем сибирский вояж.

К тому времени, когда Ледъярд достиг Енисея, он уже подразделял «татар» (для него — очень широкий термин) на три класса, руководствуясь характерными чертами и телосложением: «К третьему классу я отношу светлоглазых и светлокожих татар, к которым, я полагаю, относятся и казаки». Говоря о различиях между татарами и европейцами, Ледъярд уделяет особенное внимание ушам: «уши калмыцких и монгольских татар всегда отстоят дальше от головы, чем у европейцев». Чтобы сделать это довольно смелое обобщение, он измерил уши у трех татар и вычислил среднее расстояние, на которое их уши отстоят от головы. Кроме того, интерес к расовым проблемам проявился в многочисленных описаниях детей от смешанных браков. Он изучил глаза и волосы «четырех детей от калмыка и русской», а также женщину, «чья мать была якутской дикаркой, а отец — русским». Этот последний случай «укрепил меня во мнении, что различие цвета кожи не проистекает из замыслов Создателя», но, скорее, отражает «воздействие природы». У русских, по его словам, «скорее азиатские, чем европейские манеры», но с точки зрения этнографии они связаны с Европой, особенно с Восточной Европой. Здесь измерения неуместны, и он давал волю фантазии: «Собственно руссы происходят от поляков, славян, богемцев и венгров». Те, в свою очередь, происходили от греков, греки — от египтян, а египтяне от халдеев. Словно стремясь подтвердить достоверность этой генеалогической цепочки, Ледъярд сделал интересное замечание: «нынешние руссы одеваются как египтяне» [889]. Два года спустя его встреча с Египтом и египтянами окончилась внезапной и таинственной смертью.