Убедившись, что настаивать бессмысленно, Клара предоставила Ларсену заниматься его делами, взяла старую записную книжку (три дня назад она достала ее со дна сундучка) и позвонила Блондину. Я думаю, что в таком предприятии – сопровождать ее в Арменонвиль – Блондин был ее «прикрытием», как говорится на языке ипподромов. Из верности Гауне она попыталась уговорить Ларсена, но у Ларсена был один недостаток: рядом с ним, несмотря на все опьянение, которое можно было предвидеть, Гауна, пожалуй, узнал бы ее; и наоборот, рядом с Блондином она в двадцать седьмом году предстала перед ним в образе таинственной маски и, теперь снова увидев их вместе, он не усомнится и узнает в ней ту, прежнюю. У Клары не было оснований подозревать, что Гауна мог предположить какую-либо связь между ней самой и девушкой в маске.
LI
Ей пришлось долго убеждать Блондина не заезжать за ней раньше одиннадцати, а потом – отвезти ее прямо в Арменонвиль. Несмотря на все, его нельзя судить слишком строго. Клара сама позвонила ему; не один – не один из нас – впал бы в ту же ошибку и подумал, что речь идет совсем о другом. На темной и заросшей деревьями улице Бельграно молодой человек остановил машину, принялся говорить Кларе комплименты, восхищаться ее красотой и ее костюмом-домино и сделал последнюю попытку. Наконец, он понял, что ее отпор непритворен и постарался скрыть недовольство. Они заговорили об общих знакомых: о Хулито, Энрике, Чарли.
– Вы давно их не видели? – спросил Блондин.
– С 1927 года. А знаете, что я вам скажу?
– Нет.
– Я вышла замуж.
– И как оно?
– Чудесно. А вы что поделываете?
– Мало что, в сущности, ничего, – ответил Блондин. – Изучаю право – по требованию отца. Думаю все время. Знаете, о чем?
– Нет.
– О женщинах и об автомобилях. Например, иду по улице и думаю: надо перейти на другую сторону, та девочка впереди вроде недурна. Или думаю об автомобилях. Собственно, об этом автомобиле, который себе купил. Вы не заметили, что Хулито уже не возит меня в своем «линкольне»? Эту машину я купил совсем недавно.
Автомобиль был зеленого цвета. Клара похвалила его и попыталась рассмотреть с интересом.
– Да, неплохая машина, – продолжал Блондин. – «Обурн», восемь цилиндров, сто пятнадцать лошадиных сил, скорость – просто не поверите. Я стал таким занудой, что мои друзья кинули жребий, и Чарли выпало попросить меня от имени всех не надоедать им больше с «обурнами».
Клара спросила, отчего он не изучает механику.
– А вы думаете, я что-то понимаю в этом? Ни полслова. Если с машиной что-нибудь случится, на меня не надейтесь, придется бросить ее посреди улицы. Я увлечен литературой автомобильного дела, а не его наукой. И уверяю вас, это очень плохая литература.
Они приехали в Арменонвиль. Не без труда Блондин нашел место, куда поставить машину. Клара надела маску. Они вошли в зал.
LII
Когда они вошли, Клара подумала: как узнать, здесь ли он, как найти его среди этой толпы? Оркестр играл «Horses» [40]
, старую уже пьеску. Если вы ее услышите, без сомнения найдете тривиальной и пустой. Кларе она показалась зловещей; с той ночи она не могла слышать ее без содрогания. Она поняла, что напугана, что не в состоянии увидеть его, хотя бы и столкнулась с ним нос к носу. Сеньор во фраке, держа меню в руках, слегка склонился перед ней и Блондином, и они пошли за ним среди кружащихся масок.В этот миг, идя вслед за церемонным человеком в черном, среди масок, которые танцевали, перекрикивались, настойчиво свистели в резкие, невыразительные свистки – или, напротив, выразительные именно в силу самой своей настойчивости, – Клара спросила себя, тот ли это волшебный зал, где должна повториться третья ночь карнавала двадцать седьмого года. «Хоть бы мне его не встретить, – повторяла она про себя. – Хоть бы мне его не встретить. Если я не увижу его, повторения не будет». В действительности же, она не боялась повторения. Чудо казалось слишком неправдоподобным. Человек в черном привел их к бару.
Суровым голосом, нахмурившись, словно сообщая что-то чрезвычайно важное, Блондин сказал: «Я дал ему хорошие чаевые. Увидишь, он найдет нам приличный столик». Клара заметила, что Блондин при разговоре сильно двигает губами. По какой-то непонятной причине это врезалось ей в память. И позже, когда она закрывала глаза, перед ней появлялись противные, эластичные, шевелящиеся губы и одновременно игрушка, которая была у нее в детстве, нечто вроде маленького мячика с беленькой мордашкой. Кто-то показывал ей игрушку, говоря при этом: «Агапито, покажи язык». Личико, искривившись под давлением пальцев, высовывало длиннющий красный язык. Вспоминая лицо Агапито и другое, большое – лицо клоуна с огромным раскрытым ртом, которого подарила ей одна из ее тетушек на день рождения, когда ей исполнилось четыре года, она всегда испытывала легкую дурноту.