Изобретение Мореля. План побега. Сон про героев

Часов в десять, под моросившим дождем, Гауна торопливо шел по улице, глядел на номера домов, сверял их с бумажкой; ему казалось, что он сбился с пути. Он собственно не знал, что ожидал увидеть под номером 3721, но удивился, обнаружив, что это магазин. Вывеска гласила: «Аргентинский Ливан. Галантерея “А. Надин”». Здесь было две двери: одна, закрытая металлической шторой, находилась между двумя витринами, тоже закрытыми металлическими шторами; вторая – деревянная, с решетчатым окошечком посредине, украшенная большими гвоздями из кованого железа. Он нажал звонок у деревянной двери, хотя номер «3721» был написан на другой.

Какое-то время спустя ему открыл тучный мужчина; в полумраке Гауна разглядел две черные арки бровей и отдельные пятна на лице. Мужчина спросил:

– Сеньор Гауна?

– Он самый, – ответил Гауна.

– Проходите, проходите, мой любезный сеньор. Мы вас ждем. Я сеньор А. Надин. Как вам эта погода?

– Плохая, – отозвался Гауна.

– Просто с ума сошла, – подхватил Надин. – Поверьте, я прямо не знаю, что и думать. Раньше не скажу, чтобы она была прекрасная, но худо-бедно вы хоть могли приготовиться. Теперь же, напротив…

– Теперь всё вверх тормашками, – подтвердил Гауна.

– Хорошо сказано, мой любезный сеньор, хорошо сказано. То вдруг тебе холодно, то вдруг тебе жара, а кое-кто еще удивляется, если вы подхватите грипп или ревматизм.

Они вошли в маленькую гостиную с мозаичным полом, освещенную лампой под абажуром со стеклянными подвесками. Лампа была водружена на некую усеченную пирамиду, деревянную с перламутровой инкрустацией. На стене висел национальный герб и картина, изображавшая историческое объятие Сан-Мартина и О’Хиггинса. В углу стояла фарфоровая раскрашенная статуэтка, она представляла собой девушку и собаку, носом приподнимавшую ей юбку. Смирившись с судьбой, Гауна перевел взгляд на громадного Надина: полукружия бровей были очень черные, очень широкие; лицо покрыто родинками самых разных оттенков черного и коричневого; нечто в нижней челюсти напоминало удовлетворенное выражение пеликана. Лет ему было около сорока. Ворочая языком так, словно вылизывая дно кастрюльки из-под молочной помадки, он объяснил:

– Идемте скорее. Репетиция уже началась. Артисты превосходны; драма несравненна, но сеньор Бластейн загонит меня в гроб.

Он достал из заднего кармана штанов красный платок, от которого в воздухе разлился сильный запах лаванды, и словно салфеткой провел им по губам. Казалось, рот у Надина всегда был влажный.

– Где они репетируют? – спросил Гауна.

Надин не остановился для ответа. Жалобным тоном он пробормотал:

– Здесь, мой любезный сеньор, здесь. Следуйте за мной.

Они вышли во двор.

– Где они будут играть? – не отставал Гауна.

Голос Надина больше походил на стон.

– Здесь. Сейчас вы все увидите сами.

«Так значит, вот какой это театр», – подумал Гауна, улыбнувшись. Они подошли к сараю с беленым фасадом, стены и крыша которого были из цинка, и открыли раздвижную дверь. Внутри шел спор: несколько человек сидело, а двое стояли на очень большом столе, по обе стороны которого до обеих стен шли фанерные щиты, выкрашенные в лиловый цвет. На столе, служившем сценой, не было никаких декораций. В углах громоздились ящики с товарами. Надин указал Гауне на стул и ушел.

Один из актеров, стоявших на столе или помосте, держал перекинутое через руку женское пальто. Он объяснял:

– У Эллиды должно быть пальто. Она возвращается с купанья.

– Какая связь, – кричал маленький человечек с веснушчатым лицом и густыми, соломенного цвета всклокоченными волосами, – между тем обстоятельством, что Эллида возвращается с купанья и этим невыразимым предметом, переходящим в рукава, пояса, пелерины?

– Не кипятитесь, – советовал второй человечек (темноволосый, с двухдневной бородой, одетый в куртку молочника; к презрительно искривленным губам, липким от высохшей слюны, была приклеена обмусоленная сигарета, в руке он держал либретто). – Автор голосует за пальто, так что склоните головы. Вот здесь стоит печатными буквами: «Под деревьями, в аллее, появляется Эллида Вангель. На ее плечи накинуто пальто; волосы распущенные, еще влажные».

Вошел Надин, приведя новых зрителей. Те уселись. Человечек с всклокоченными волосами вскочил на помост и схватил пальто. Потрясая им, он завопил: