С реабилитацией и возвращением преступника в общество в качестве главных целей физические увечья и клеймение стали неприемлемы. Лепелетье тем не менее уделил некоторое время вопросу клеймения: как общество сможет защитить себя от осужденных без постоянного обозначения их статуса? В результате он сделал вывод, что при новом порядке проходимцы и преступники не смогут оставаться незамеченными, так как муниципалитеты будут вести строгий поименный учет всех жителей. Клеймо на теле помешает им снова интегрироваться в обществе. В этом вопросе, как и в вопросе боли в целом, депутатам пришлось искать баланс между двумя сторонами; предполагалось, что наказание должно служить одновременно сдерживающим фактором и в то же время заново адаптировать к жизни в обществе. Наказание не могло быть унижающим настолько, чтобы осужденный потом не смог снова влиться в обычную жизнь среди людей. Как результат, несмотря на то что уголовный кодекс предписывал наряду с другими видами наказаний выставлять преступников у позорного столба в публичном месте, время пребывания у столба, иногда в кандалах, было ограничено (тремя днями максимум), в зависимости от тяжести преступления.
Депутаты также хотели избавиться от религиозной подоплеки наказания. Они упразднили формальный акт раскаяния (
Возможно, «гражданская деградация» звучит стереотипно, однако она указывает на переориентацию не только уголовного кодекса, но и всей политической системы в целом. Осужденный теперь считался гражданином, а не подданным; следовательно, его или ее (женщины были «пассивными гражданами») нельзя было заставить терпеть пытки, чрезмерно суровые или позорящие наказания. Представляя реформу уголовного кодекса, Лепелетье проводил различие между двумя видами наказаний: телесными (тюрьма, смертная казнь) и позорящими. Все наказания были в той или иной мере призваны устыдить и принизить человеческое достоинство, как утверждал сам Лепелетье. Тем не менее депутаты хотели ограничить использование позорящих наказаний. Они сохранили выставление у позорного столба и железный ошейник, но убрали акт раскаяния, судебное порицание, деревянные колодки для ног и позорный столб с отверстиями для головы и рук; также больше нельзя было волочить трупы по земле на плетеной решетке или объявить дело против обвиняемого открытым на неопределенный срок (подразумевая таким образом его виновность). «Мы предлагаем вам, – сказал Лепелетье, – принять этот принцип [позорящего наказания], но при этом меньше умножать вариации, которые, дробя его, ослабляют благотворную и ужасную мысль: общество и законы объявляют анафему любому, кто осквернил себя преступлением». Посрамить преступника можно было от имени общества и законов, а не религии и короля[157]
.В качестве еще одной меры, ознаменовавшей фундаментальную перестройку, депутаты решили, что новые позорящие наказания относятся непосредственно к преступнику и не затрагивают его или ее семью. Что касается традиционных позорящих наказаний, членам семьи осужденного также приходилось расплачиваться за содеянное. Они не могли купить или занимать государственную должность, в некоторых случаях их имущество конфисковывали и общество считало их обесчещенными. В 1784 году молодой юрист Пьер-Луи Лакретелль получил премию Академии Меца за эссе о том, что бесчестие позорящих наказаний не должно распространяться на родственников. Второй приз достался молодому юристу из Арраса с последующей незаурядной судьбой – Максимилиану Робеспьеру, который придерживался того же мнения.