– …и о том, что истинные виновники ушли. А когда кто-то уходит от суда, то появляется искушение повторить его путь.
То есть, если меня не будет, мир покатится в бездну и наступит конец света? Четыре всадника пройдут по улочкам города, сея панику. А солнце рухнет наземь, не желая быть свидетелем подобного беззакония?
– Меня… меня просто вырвет. Или истерика случится. Или я в обморок упаду. Хотя обморок – не худший вариант. – Я смотрела на Кайя снизу вверх. Не в глаза – мне почему-то было стыдно за такую свою слабость. Я разглядывала жесткий воротник, шею с полоской загара и черными лентами мураны и тонкие веточки шрамов. Шрамы были старыми и стершимися, но ведь были.
Кто-то нанес их.
А говорил, что он неубиваемый.
– Я заберу ваш страх. – Кайя ссадил меня с качелей. Пора домой? Конец прогулке и да здравствуют трудовые будни? – И отвращение. И все эмоции, которые вы только испытаете.
Анестезия, значит, которая крепко лоботомией попахивает.
– Просто помните, что я рядом. И что человек этот виновен.
– И… когда?
– Скоро, Иза. Я не буду мучить вас ожиданием.
Ну да, больной зуб лучше рвать сразу. И в другом случае я бы с ним согласилась, но сейчас это мой зуб и я не хочу с ним расставаться. Мы шли по дорожке, и я переваривала услышанное, пытаясь втиснуть себя в местную систему морали и нравственности. Убить убийцу – это правильно или нет?
– А вы… вы убивали? – спросила я.
– Да.
Глупый вопрос. Война в белых перчатках невозможна. И руки у Кайя в крови, но… черт побери, мне нравятся эти руки.
– Теперь вы будете меня бояться? – За аллеей статуй Кайя остановился.
– Нет.
– Хорошо. – Он приподнял мой подбородок и наклонился так, как будто собирался поцеловать. – Изольда, если бы я мог, я бы избавил вас от этой обязанности.
Лучше бы и вправду поцеловал, что ли.
– Но я не могу требовать от других соблюдать закон, если его не соблюдает моя семья.
Поцеловать Кайя меня поцеловал-таки. В лоб. С такой торжественностью и осознанием момента целуют лишь полковое знамя.
Очаровательно.
Глядя на карту, Кайя думал о жене.
Алая лента границы ползла по холму, напоминавшему спящего дракона. Лента, некогда разрезавшая дракона пополам, сместилась ближе реке, прибавляя земель клану Дохерти.
Два города, отмеченных резными башенками из дядиного набора, стояли у самой алой кромки.
Ненадежно.
Она справится. Она упрямая и пытается вписаться в этот чужой для нее мир. Ей должно быть неуютно здесь, но Изольда с честью исполняет возложенный на нее долг…
Дорога пробиралась мимо городских стен, уходя к переправе. И некогда города хранили эту переправу, соединяя берега реки.
Смерть – это всегда грязно, а уж такая…
– О чем думаешь? – Урфин передвинул ленту еще ближе к реке. Пожалуй, так граница выглядела интересней. И логичней. Некогда и за рекой земли принадлежали не Мюрреям, а Дохерти.
Правда, потом Мюрреям, и Эдвард до сих пор полагает, что сохранил право на территории.
Города верны старым знаменам. Но если границу сместить, то… переброска войск займет время. Мюррею негде закрепиться на берегу, и он это понимает. А вот взять переправу вряд ли получится. Но поделить – вполне.
– Изольда никогда не присутствовала на казни. Я боюсь, что ей будет сложно.
По реке сплавляли лес. И возили камень с Высокого карьера. Вверх поднимались корабли южан с шелками, чайным листом и тонким костяным фарфором. Пожалуй, река будет хорошим вложением средств.
– Погоди, – Урфин отвлекся от слонов, выглядевших вполне натурально, – ты собираешься заставить ее присутствовать?
– Всех, кто имеет герб.
– Со всеми понятно. Но ее-то зачем?
Слоны Мюррея – подарок Самаллы – держались на том берегу. Кайя видел их издали – огромные серые существа, столь же величественные, сколь и неуклюжие. В стенах города слоны бесполезны. А вот на берегу… вопрос. Кайя не приходилось сталкиваться со слонами вживую.
Но на гравюрах животные выглядели внушительно.
– Эй, – Урфин снял фигурку слона с карты, – ты отвечать собираешься?
– Это ее долг. В конечном счете ничего особенного не произойдет. Я погашу страх и…
– И память тоже?
– Что?
Вот что у него за привычка перебивать вопросами? И направление беседы Кайя не нравится.
– Кайя, ты же понимаешь, о чем я. – Урфин знал, куда бить. – Фризия. Помнишь, что там было? Конечно, помнишь. И я вот тоже… они гасили все, тут твоя правда. И получалось быть равнодушным. Ехать по дороге, вдоль которой умирают люди. Слушать, как они кричат. Дышать дымом, смрадом… и быть равнодушным. Как будто этой дороги и этих людей нет. Но только там. А потом, Кайя, кто из нас чаще кричал по ночам? Я думал, что с ума сойду. Они каждую ночь ко мне возвращались. Умоляли о пощаде.
– А пощады не могло быть. – Кайя знал этот сон в деталях. Он мог бы описать каждый камень этой проклятой дороги. Каждый крест. Каждого человека.
Но что это меняло?
Закон должен быть соблюден.
– И даже сбежать не выходит. – Урфин выронил слона. – Ты действительно хочешь для нее таких кошмаров?
Нет. Но та дорога – это совсем другое.