Парень, лет восемнадцати от роду, не приходит в себя, но издает тихий стон.
Мое желание жить в этот момент настолько велико, что я, казалось, мог бы вытащить его из горящей машины ради того, чтобы содрать с него эту чертову униформу. Даже если бы он весил полтора центнера. Но он был тощ, а потому легок. В состоянии аффекта, в котором я сейчас пребывал, я сдернул с него латексный костюм в несколько рывков. Все случилось само по себе, будто я сотни раз до этого сдавал норматив по надеванию санитарского спецкостюма. И по боку, что напялил я его на ссуженную у дяди Володи одежду, которая местами скомкалась и выпирала, как какая-то небывалых размеров отечность.
Маску я натянул ровно в тот момент, когда с той стороны двери дернули за ручку.
— Открывай!
Я сначала думал бросить парня в ванной, но они же найдут его. Начнут шнарить и найдут, и тогда мой план точно провалится. Нет, нужно действовать иначе. Иначе…
Вот он, этот самый миг — когда я отчетливо понимаю, что после этого мне никогда не стать таким, каким я был прежде. Но иного выхода у меня нет. Они не должны его найти.
Чувствуя, как с неестественной, сверхвозможной для человека частотой лупит в груди сердце и как наполняется горячей кровью изнутри санитарский костюм, я хватаю парня на плечо и выношу на балкон. Он уже открывал глаза, и лицо его морщилось от боли. Еще мгновение — и он окончательно придет в себя. Спехом, но в то же время будто не своими руками, я набрасываю ему на голову свою футболку, а его семейки и без того отдаленно напоминают мои джинсовые шорты.
Прости, парень, прости… Тебе просто не повезло с туроператором. Не в люкс ты попал.
«Доги» выломали дверь, я слышу, как скрипит паркет под тяжестью их шагов. Они будут стрелять в любого, кто попадется на их пути. Они готовы растерзать меня как львы лань. Орут, чтобы я вышел к ним с руками на затылке, и врываются в комнату ровно в тот момент, когда ноги парня исчезают за окном балкона.
Санитар даже ничего не понял, вскрикнул почти над самой землей. Грохнулся грудью на бетонную рампу у входа в подъезд, повис головой в подвал. Дежурившие, как я и предполагал, «доги», неспешно к нему потянулись. Правильно, чего спешить теперь?
Те же, что вбежали в комнату, пять или шесть человек, грубо меня отстранили от открытых створок, выглянули вниз.
— Чего ты не открывал, а?!
— Я… не знаю… сквозняком дверь захлопнулась. А этот тут…
— Как это случилось? — спросил один из них, глядя на мертвое тело внизу.
— Да я и сам не понял, — объясняю, едва ворочая закостенелым языком. — Хотел его остановить, но он сказал что-то типа «зае*ало меня все» и выпрыгнул.
— Не дождался лифта, прыгун херов, — удовлетворенно потянул другой. — Надо было повыше забраться.
— А куда ему тут было кондярить? — загнусавил третий. — По любасику на нас вышел бы. Так что подвезло еще фраеру, что откинулся сразу. А то я бы ему кишонки на уши навесил.
— Э, ну чего ты там таращишься? — спросили сзади. — Не видел мозгов на асфальте никогда, что ли?
Мне на плечо легла тяжелая рука. От этого прикосновения мороз прошиб тело, а сердце, досель отстукивающее невероятный темп, на мгновение просто как в колодец кануло. Наверное, сейчас узнать чужое лицо под маской не составило бы и малейшего труда. Но я изо всех сил стараюсь унять себя, и просто мое счастье, что в этот миг все смотрят вниз, а не на меня. В отличие от напарника, который если бы тоже выглянул…
Мать, от скольких же еще факторов случайности зависит, жить мне или нет?
— Пошли, я что, сам его тащить буду? На шестом еще один жмур есть, а на третьем аж четверо. Воду будешь?
Он протянул мне бутылку, но я не взял бы ее, даже если б мне в рот насыпали песка.
Тащусь за широкоплечим санитаром словно в бреду. Стрелки внутренних часов осыпались от тяжести, ось вращается впустую. Мы выходим на площадку, поднимаем тело в мешке за ручки и сходим по лестнице. Я не ощущаю рук, я не ощущаю несомого веса, я пытаюсь понять, сколько времени уже прошло и сколько пройдет еще, прежде чем они поймут, что внизу лежит
А череда лестничных пролетов не заканчивается. Все вниз, и вниз, и вниз. Неужель сразу в ад заносим?
Напарник что-то бубнит, я его не слышу, по крайней мере не отвечаю, а он, спасибо ему, и не требует от меня никакой реакции. Все, что я расслышал, что вскоре «все это накроется медным тазом» и «не будет никакой санитарной службы». Но, как и прежде, я оставил это без внимания.