Изоляция

— Откуда придется. С Вишенки вчера был. А дальше как фишка упадет.

— С Призраком как снюхался?

Я отпустил короткий хриплый смешок. Мол, я-то все понимаю, дружище, но полез ты все-таки на запретную территорию. Тут вообще-то все шифруются, что знакомы с ним, а ты в лоб с такими вопросами.

— Я обязан отвечать? — спрашиваю.

— Нет. Но тогда уйдешь отсюда ни с чем.

Дед прокашлялся у меня за спиной. Да понял я, понял.

— С Призраком не снюхиваются, он сам выходит на того, с кем решает тему мутить, — говорю. — Если тебя это интересует, первой зимой он указал мне где два пацанчика прячут стащенную у «догов» снарягу. Броник, два эрпэковских короба «семерки», пару «эфок».

Длинный удовлетворенно кивнул.

— Входи. Иваныч, а ты чего, не зайдешь? Лишний ствол не помешает.

— Да не, — ответил старик, поворачиваясь, чтоб идти обратно, — стар я уже для этих ваших дел. Да и бабе Наде обещал вернуться. Вот он будет за меня.

Я вошел в избу.

Внутри было ничуть не теплее, чем снаружи. Сразу понимаешь, радушия, как в доме Иваныча, не будет. И не только потому, что в хате нет рам со стеклами, и по настрою внутри сидящих становится понятно, что это лишь перевалочный пункт. Насколько было видно в свете заглядывающей в оконные проемы луны, их там было три человека, не считая длинного. Сидели за убранным скатертью столом в зале и молча потягивали что-то из железных кружек. Ответив на мое приветствие короткими кивками, они снова отвернулись к оконным проемам, и в комнате воцарилась полная тишина.

— Выходим через десять минут, — став рядом, тихо сказал мне длинный и представился: — Меня зовут майор Никитин, если что. — Он кивнул на сидящих за столом: — Это моя команда, были и, надеюсь, остаются в подчинении: Пернат, Игнатьев, Дьяченко, познакомишься по ходу дела. Все в нашем штабе вэвээс служили. — Меж тем «команда» никак не отреагировала на собственные имена, продолжив выглядывать на улицу, будто там было что-то интересное. — Мы, вообще-то, подельников не берем, но Призрак сказал, ты человек надежный, да и ствол лишним теперь не будет.

— Куда пойдем? — спрашиваю, теряясь в догадках.

— Да недалеко тут, до железки прогуляемся.

— А что на железке? — удивленно. — Металлолом таскать?

— Тебе Призрак не сказал? Селяне «догам» сегодня провизию отправляют. Муку, — сказал он будничным тоном, словно речь шла о чем-то до крайности безобидном. — Дрезинами.

Я поворачиваюсь к нему всем корпусом, и выражение глаз у меня, должно быть, такое, будто он мне нож меж лопаток сунул. Это точно прозвучало, я не ослышался? Слово «дрезина» было или это ветер в оконнице шалит?

— Ты бредишь, майор, — говорю, вдоволь на него натаращившись. — Это гон. Я на такое не подпишусь — с суицидниками дел не веду…

— А ты не руби сплеча, Салман. Не так страшен черт, как его жена. Я тебе схемку обрисую, а там уж решишь…

— Да вы издеваетесь, что ли? — Я заговорил громче обычного, тем самым заставив троих резко на меня оглянуться, а одного даже вскочить на ноги и поднести напряженную ладонь к губам. — Какая, на хрен, схемка? Какая может быть схемка у четырех рыл против пятнадцати? Куда такой… — я затруднился в подборе точной формулировки для группки майора, — «командой» идти? Ким хером вы собираетесь брать ту муку? Под откос дрезину пустите?

— Майор! — громко шепнул тот, что стоял на ногах. — Уймите его! А то я сам его сейчас успокою. Слышь, ты, наемная твоя душа, ну-ка рот здесь прикрыл!

— Тих-тих-тих, — Никитин усмиряюще развел меж нами руки. — Тихо. Все успокоились. Игнатьев, присядь. Салман. Тут дело деликатное, мы понимаем, это не шпану на вокзале постремать, но не надо делать преждевременных выводов, ладно? И Бога ради, не шуми. Зачем лишний раз накалять? Пятнадцать человек охраны — это сказки. — Он выдержал не сулящую ничего хорошего паузу. — С недавних пор их там вдвое больше. Но как военный я тебя уверяю: они ни хрена не смыслят в организации сопровождения. Вообще. Мы следим не первый день. Их можно и даже нужно брать. Потому что возьмет кто-то другой.

Смотрю на него, а сам думаю: где ж то я уже такое слышал? Неужто не далее как пару дней назад? Тут же всплывает в голове голос лысого водилы, Гунара. И лицо его — так четко, будто только перед майором с ним разговаривал. «Да какого серьезного замеса? Два салабона на один „калаш“. Нагрузить толково, и тот отдадут», — кажется так он говорил. «И чего, много набрал? — хочется спросить. — Нагрузил салабонов? Или лежишь, надвое поделенный, в канализационном стоке под, Урожаем»?