Изоляция

А замысел его был нехитрым. Оставив всех в недоумении, Никитин сбежал по насыпи вниз и остановился у старой трансформаторной будки — квадратного кирпичного пенала, метров пять высотой, к которому с трех направлений примыкали черные пряди электропроводов. Послышался стук старых, заиндевевших от старости дверей.

— Ну чего стоим? — злобно зашипел оттуда он. — Приглашения ждете? Быстро давайте! И берите только целые мешки.

Ясно. Значит, вот какой он, план «Б». Что ж, Бог нам в помощь, выбирать не приходится. Для первых двух ходок мы разбились по парам: я с машинистом, Пернат с Игнатьевым, майор с Дьяком, но последние делали каждый с мешком на горбу. И прежде, чем стали слышны крики от разбиравших завал на колее конвоиров второй дрезины, мы перетащили в будку не меньше двадцати мешков. Обложили напоминающий разобранного робота трансформатор по всем правилам фортификации: мешок на мешок, кирпичной кладкой. Будто готовили его к длительной, массированной осаде.

— Все, хорош! — скомандовал Никитин.

Скрежет металла, словно визг пытающейся ожить дрезины, стал последним свидетельством того, что путь свободен. Верняк, остатки пылающего авангарда сбросили с рельс.

— Куда? — шикнул майор на Игнатьева, собравшегося было двигать к улице. — Наверх! Все, все, все! Наверх. Толкаем дальше.

— Зачем, Богдан Иванович? — допустил себе вольность подчиненный. — Надо валить отсюда! Не успеем ведь.

Майор схватил его за плечо, буквально швырнул к подножию насыпи.

— Я сказал наверх! — процедил сквозь зубы и прожег Игнатьева таким шалым взглядом, что тот невольно сделал шаг назад. Затем перевел взгляд на Перната: — Катить как можно дальше. Пока они вас не увидят. Потом поджигайте, — кинул Пернату зажигалку, — и уходите. Ждите меня в «Эдельвейсе».

Заматерившись вслух, тем не менее, мы резво поднялись на колею. На меня приказы Никитина распространяться не могли, но вопреки канонам свободы, исповедуемым мною как вольным тягачом, сейчас я ощущал себя частью этой зондеркоманды. Даже невзирая на то, что основную, необходимую для получения своей доли, часть работы я выполнил.

И хоть ни к кому из них я не испытывал симпатии, все же ощущение было таким, будто напакостил-то я вместе с одноклассниками, а на вызов директора пытаюсь зафилонить. Пацанячье это какое-то, знаете ли, мышление, типа, раз все — то все, а кто свинтился, тот чмошник. Несерьезно для нашей теперешней жизни, но прорывает местами, что я поделать могу?

Быть может, из-за такого вот неожиданного единства мы и оглянулись все как один?

Вдали тусклым желтым светом освещала себе путь вторая дрезина. Она ехала или стояла, однозначно не понять, знали мы лишь одно — нужно снова сдвинуть с места эти чертовы платформы, которые даже после облегчения продолжали весить как небольшой завод.

Подгоняемые силой света, едва брезжащего со спины, мы сдвинули платформы впятером, пока майор занимался тем, что в темноте можно принять за игру в песочнице. Присев, он будто бы засеивал прахом ведущие к будке следы, разглаживал места, где остались отпечатки подошв, становясь на четвереньки, сдувал те белые островки, что просыпались с мешков.

Реальный диверсант, солгал, что в штабе служил. Теперь уж точно не поверю.

Стук колес теперь нас догонял со спины, а наша повозка все никак не хотела достойно разбежаться. А когда, наконец, пошла, по нам сзади открыли огонь. С такого расстояния речи о прицельном огне не могло быть, но пуля, как известно, дура. И держаться от нее желательно подальше.

— Уходим! — крикнул Дьяк, схватил машиниста за шиворот и потащил вниз с насыпи.

Пернат забросил на платформу свой рюкзак, с первой попытки поджег свисающий бикфордов шнур. Удачная сценка вырисовывается: если не себе, то никому. Проявление классической славянской щедрости. Глядишь, могут и повестись «доги» при разборе полетов.

Состав пошел дальше, ничуть не замедляясь.

Мы же с Пернатом рванули в противоположную сторону. Широко взяли, дабы подумали, что разбегаемся кто куда, как тараканы с кухни. По-умному ежели, то нам и не мешало разбежаться, чтоб стуком копыт внимание не привлекать. Но я ведь не знал, что такое «Эдельвейс» и где он находится, а уйти не попрощавшись нехорошо. Надо бы узнать, как и когда свою долю забрать смогу. Поэтому за первым же поворотом я падаю на хвост Пернату и держусь за ним, пока не становится понятно, что погони за нами нет.

Взрыв был громким. Вспышка, озарившая было глухие темные стены пятиэтажек, донесла отчаянные мужичьи крики. Так могут кричать те, кому взрывом отчленило руку или ногу, до кости обожгло лицо. Видать, «доги» как раз к вагону подошли, когда шнур догорел.

Значит, мы сорвались. Повезло.

Представляю себе, что должно твориться на «конфетке» после того, как там узнают о сегодняшнем ЧП. Не позавидую попавшим под горячую руку Вертуну тягачам. Ох, чую, не выдержат столбы веса.

Да уж, на фоне только что произошедшего неудачное покушение на кражу четырех мешков муки казалось просто детским лепетом.