Изоляция (ЛП)

Морщинки от настигшей его ярости медленно исчезли с бледной кожи, оставляя лишь широко распахнутые глаза и слегка приоткрытые губы. Его светлые брови сошлись на переносице; Малфой застыл в плохо завуалированном смятении и чем-то еще, граничащем с тревогой, что захватила каждый мускул его жилистой фигуры. Драко выглядел напряженным, но, когда Грейнджер взглянула на него поближе, смогла заметить неуловимые колебания сложенных рук, и она выровняла дыхание. Тишина казалась поглощающей, и Гермиона не посмела вздрогнуть, когда ее разрезал очередной гул ветра.

— Хитрая сучка, — тихо пробормотал Драко с пустым выражением лица. — Ты все подстроила...

— Я просто дала тебе историю и факты, — рассуждала она с обманчивым спокойствием, — а выводы ты сделал сам…

— Здесь нет ничего общего, Грейнджер! — категорично выкрикнул он, с пронзительным стуком ударяя кулаком по столу. — Обстоятельства, блять, совершенно иные!

— Обстоятельства всегда иные, — медленно произнесла она, игнорируя желание отвернуться. — Но… но суть и проблема всегда одни и те же…

— Да пошла ты, — прорычал Малфой. — Если ты думаешь, что это изменит мое мнение насчет магглов, то ты чертовски ошибаешься, Грейнджер!

— Все зависит только от тебя, — Гермиона пожала плечами с показным безразличием, но она могла заметить сомнение в серебристых глазах, и это было именно тем, чего она желала. — Принести тебе что-нибудь еще из Хогсмида?

Драко расслабил губы и откинулся на диван, не сводя внимательного взгляда с ее невинного лица.

— Знаешь, ты коварная дрянь, — вкрадчиво произнес он.

Несмотря на серьезность их разговора, Гермиона не смогла сдержать девичьего хихиканья, что сорвалось с ее губ.

— И это говорит слизеринец, — отметила она. — Я могла бы поддаться соблазну и расценить это как комплимент от тебя, Малфой.

— Не стоит, — сказал Драко; его голос стал заметно спокойнее, но все еще звучал напряженным. — Должен ли я напоминать тебе, что именно по отношению к факультету Слизерина существуют наиболее паршивые предрассудки? Так что можешь слазить со своего излюбленного конька, ведь ты и сама судишь.

Гермиона моргнула, внезапно удивившись.

— Я… думаю, ты прав, — неохотно призналась Грейнджер. — Но, к сожалению, ты подчиняешься стереотипам…

— Но ты пришла к подобным выводам еще до того, как мы встретились, — возразил он. — И у тебя сложилось такое мнение о каждом слизеринце.

Гермиона облизала губы и глубоко вдохнула.

— Ладно, — медленно начала она, — я прошу прощения за поспешные выводы, — она замолчала и посмотрела на него почти печальным взглядом. — Очень жаль, что ты жил, следуя им.

Драко отвел от нее взгляд и уставился на свои переплетенные пальцы, чувствуя очередную странную вспышку в груди, возникшую из-за того, что она сказала или сделала. Тело и разум продолжали реагировать на нее неприятными вздрагиваниями и ощущениями, и на какой-то краткий миг Малфой подумал, что это просто психосоматическое. Либо его здравомыслие действительно дало сбой, либо Грейнджер стала менее... раздражающей.

И он понятия не имел, какой бы из вариантов был предпочтительнее.

Это вышло случайно.

Драко не собирался снова засыпать на диване; убаюканный и погруженный в слишком идеальный сон ее мелодичным дыханием. Он проснулся с неуместной эрекцией и извращенным желанием прикоснуться к ней спящей.

Может, попробовать ее на вкус...

Утром аромат Грейнджер был ярче и упоительно мускусным, и он проникал в его нос. Этот запах напомнил ему о летнем зное; о лете, которое он был вынужден провести взаперти в Шотландии, и он жаждал его. Ее. Тихо поблагодарив Мерлина за то, что проснулся первым, Драко поспешно направился в комнату, чтобы избавиться от своей эрекции, но не смог удержаться и провел слегка дрожащими пальцами по беспорядочно разбросанным волосам Гермионы.

Ее губы еще никогда не выглядели настолько привлекательными, как в тот момент; немного сухие ото сна, они словно манили Драко. Но он не поддался этому отвратительному искушению, быстро кинулся прочь, молча ругая себя, пока не скрылся в спальне.

Он упал в углу пустой комнаты и уткнулся лицом в ладони, позволяя отвращению к себе сжигать его изнутри с пульсирующим жаром. Малфой не знал, кого в этот момент ненавидел больше — ее или себя.

И самое страшное: ее небольшая хитрость прошлой ночью поселила в нем вопросы, которые не давали покоя даже во сне. Грейнджер... все изменяла, отщипывала от него мысли, подобно увядшим лепесткам, и сбивала с толку ради собственного развлечения.

Что, блять, она с ним делала?

Утром Гермиона разомкнула веки и почувствовала себя прекрасно отдохнувшей, правда, немного дезориентированной. Не помня, как уснула, она задумалась: когда именно Малфой покинул гостиную; быстрый взгляд на часы дал знать, что она опаздывает, поэтому у Грейнджер не было времени, чтобы продолжать думать об этом. Она не пошла в душ, вместо которого решила обойтись Скорджифаем [4], а затем побежала на гербологию. Занятия тянулись бесконечно, обед Гермиона провела в библиотеке в компании бутерброда с ветчиной и своего исследования по крестражам.