Израненное сердце

За столом воцаряется гробовая тишина. Мы все, кажется, застыли на месте. Моя мать замерла на своем стуле с широко раскрытыми глазами, Серва поднесла ложку ко рту, но так и не сделала глоток, а я так сильно впилась ногтями в ладонь, что, кажется, там уже выступила кровь. Мой отец пристально смотрит на Данте, а Данте пристально смотрит на него в ответ.

– Во всех семьях есть свои секреты, – говорит парень, и его грубый голос звучит полной противоположностью вежливому тону моего отца. – Вот вы, например, выросли в Аккре… вряд ли придется глубоко копать, чтобы отыскать пару родственников, которые перерезали чью-то глотку ради нескольких седи[24].

Отец не подает виду, но я вижу гнев в его глазах. Не знаю, понимает ли Данте, насколько близок к истине. У моего отца было два дяди, которые работали на местных бандитов. Однажды они предложили его сестрам работу горничными в богатом районе города. Девушки собрали вещи, планируя навещать семью по выходным. Но так и не вернулись – отец никогда не видел их снова.

Ладонь tata, лежащая на столе, дергается. Кажется, он собирается ответить, но Данте еще не закончил.

– Впрочем, должно быть, в Африке это обычное дело, – рычит парень. – А как насчет времени, когда вы переехали в Лондон? Вот где настоящие деньги. Хедж-фонды, слияния и поглощения, крупномасштабные сделки с недвижимостью… У мафии хорошо с деньгами. Очень хорошо. Но нам не сравниться с международными финансистами… Это преступления совершенно другого масштаба.

Отец цыкает, его верхняя губа приподнимается в презрительной усмешке.

– Уверен, тебе бы хотелось, чтобы это было правдой, – говорит он. – Может, мои руки и темные, но твои запятнаны кровью. Эти руки отныне не коснутся моей дочери.

Глаза Данте так темнеют, что становятся чернее, чем у моего отца, – радужки не видно вовсе, один сплошной зрачок.

Я боюсь, что он заявит tata, что его руки уже касались меня. Всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Я больше не невинная папочкина принцесса. Даже близко.

Но Данте никогда не предаст меня.

Вместо этого он говорит:

– Это не вам решать.

– Нет, мне, – отвечает tata. – Я ее отец. Симона подчиняется мне.

Данте переводит взгляд на меня. Наши глаза впервые встречаются с тех пор, как начался этот чудовищный ужин. И я впервые вижу трещину в его броне. Парень вошел сюда, словно темный рыцарь, суровый и непреклонный. Но теперь я вижу уязвимость в его взгляде. Вопрос: неужели мой отец прав?

Мои губы слишком пересохли, чтобы говорить. Я пытаюсь облизать потрескавшуюся кожу, но этого мало. Я не могу произнести ни слова.

Я вновь вижу желваки на лице Данте. Его брови опускаются от разочарования. Парень поворачивается к моей матери.

– Благодарю за гостеприимство, – говорит он.

С этими словами Данте встает и выходит из зала.

Я должна вскочить.

Я должна побежать за ним.

Вместо этого меня рвет прямо в суповую миску, наполненную нетронутым гаспачо.

Данте

Мне не стоило так вырываться из дома Симоны.

Я знал, что ее отец не даст мне спуску. Но я думал, что девушка будет на моей стороне. Я думал, мы будем вместе противостоять ее семье.

В мире нет человека, способного вырвать ее из моих рук. Мне казалось, она чувствует то же.

Поэтому, когда я обернулся и увидел сомнение в глазах возлюбленной… это разбило мне сердце. Я почувствовал, как оно разрывается у меня в груди.

Ради Симоны я готов пережить что угодно. До тех пор, пока мы проживаем это вместе.

Она стыдилась меня, и это было видно. Я так тщательно собирался, но этого оказалось недостаточно. Я не могу изменить свою внешность, свою суть.

Я чувствовал себя слоном в посудной лавке. Что бы я ни сделал, было неверным и неловким.

А затем я в гневе выбежал из дома, лишь доказав им, что я именно такой дикарь, каким они меня представляли.

После этого я пытался дозвониться до Симоны. Раз двадцать или тридцать. Но девушка так и не ответила. Я не знаю, игнорирует ли она меня или отец забрал ее телефон.

Я дни напролет наблюдаю за их домом, но еще ни разу не видел, чтобы Симона садилась в машину к шоферу. Только ее отец и однажды – мать.

Это сводит меня с ума.

Чем больше проходит времени, тем сильнее я убеждаюсь в том, что ужин был моей виной. Я ожидал слишком многого, думая, что Симона заступится за меня, когда сам вел себя как животное. Я с самого порога бросил вызов ее отцу – и какой могла быть ее реакция?

Я должен увидеть девушку.

Я жду наступления темноты и снова пытаюсь проникнуть на территорию.

Но на этот раз охрана не дремлет – она в полной боевой готовности. Повсюду установлены датчики, а вокруг рыщет чертов доберман. Тварь начинает лаять еще до того, как мне удается приблизиться к ней хоть на десять футов.

У меня не было никакого плана. Я лишь отчаянно хотел увидеть Симону. Я не продумал эту вылазку.

Меня немедленно гонят прочь, и я слышу, как один из охранников вызывает полицию. Я ускользаю, поджав хвост.

Я оглядываюсь на окно Симоны, которое выделяется ярким светящимся пятном на фоне темного дома.