Израненное сердце

– Мне не часто приходится смотреть на мужчину снизу вверх, – говорит она. – Особенно когда я на каблуках.

На ней туфли на высоченных шпильках, нейлоновые колготки, юбка до колен с изящным разрезом сзади, шелковая блузка и дорогие серьги. Я чувствую запах ее цветочных духов и слегка восковой аромат ее красной помады. Девушка стоит очень близко ко мне.

Все в ней привлекательно.

Во всяком случае, с точки зрения нормального мужчины.

Проблема в том, что мое представление о привлекательности очень специфично и ограничено. Оно сформировалось много лет назад и не менялось с тех пор. Абигейл в него не вписывается. Почти никто не вписывается.

Я возвращаю ей планшет. Абигейл принимает его, но не двигается с места. Она проводит своим идеально наманикюренным красным ноготком указательного пальца по внутренней стороне моего предплечья. И легонько сжимает мой бицепс.

– Такие мышцы получаются от тренировок с кувалдой? – мурлычет она. – Или ты предпочитаешь другие виды упражнений?

Ее желания очевидны.

Я мог бы их исполнить. Я исполнял их и раньше, множество раз со множеством женщин. Я мог бы развернуть ее спиной к себе, задрать юбку, разорвать колготки, наклонить и трахать, пока не кончу. Все заняло бы минут пять, и с этими играми было бы покончено.

Будь у меня такая необходимость, я бы сделал это. Но сегодня ее нет. Я ничего не чувствую – даже меньше, чем ничего.

Так что я оставляю ее реплику без ответа.

– Спасибо, что занесли документы. Я провожу вас до лифта.

Абигейл раздраженно хмурится.

– Я не понимаю, – говорит она. – Ты не женат. И меньше всего похож на гея…

– Похоже, понятие «не заинтересован» тебе не знакомо, – говорю я.

– Не знакомо, – и бровью не поведя, отвечает она. – Сомневаюсь, что когда-либо получала отказ от мужчины. В чем дело – не любишь успешных женщин?

– Если бы не любил, не нанял бы тебя, – отвечаю я.

– А что тогда?

Теперь моя очередь испытывать раздражение. Я плачу Абигейл за то, чтобы она находила мне арендаторов, а не устраивала допросы. Нахмурившись, я делаю шаг навстречу. Спотыкаясь на своих шпильках, девушка отшатывается. На ее лице появляется страх.

– Не твое гребаное дело, – рычу я.

– П-простите, – запинаясь, произносит она.

Абигейл роняет ручку, наклоняется, чтобы поднять ее, затем заправляет прядь волос за ухо, не глядя мне в глаза.

– Я отсканирую документы и отправлю вам по почте, – бормочет она.

– Спасибо.

Абигейл устремляется к лифтам. Я же остаюсь стоять на месте.

Как только девушка исчезает из виду, я вновь подхожу к окну. Вернее, к тому месту, где рано или поздно будет окно.

Я стою в западной части здания, глядя на тот рекламный щит.

Изображение снова меняется. Теперь вместо газировки там красуется семидесятифутовая[27] реклама парфюма. На ней крупным планом изображено лицо женщины – самое известное лицо в мире.

Широко расставленные миндалевидные глаза золотисто-коричневого цвета с черной окантовкой у зрачков. Густые черные ресницы и прямые темные брови. Гладкая кожа цвета отполированной бронзы. Квадратная форма лица, заостренный подбородок, полные губы. Эти восхитительные губы тронуты улыбкой. Но глаза печальные… ужасно печальные.

Во всяком случае, такими они мне видятся.

Но откуда мне знать?

Наверное, она самый счастливый человек на свете – с чего бы ей не быть счастливой? Она же гребаная супермодель. Богатая, успешная, знаменитая. Она путешествует по всему миру и дружит со знаменитостями. Чего может ей недоставать в этой жизни?

Это я чертовски несчастен.

Я долго смотрю на это лицо, хотя каждая секунда кажется пыткой. Словно мою грудь сжимают тиски, сдавливая все сильнее до тех пор, пока грудина не треснет.

Затем наконец изображение вновь сменяется колой.

Я отворачиваюсь. Мое лицо все еще пылает.

Симона

– Симона, положи правую руку на бедро. Чуть ниже. Вот так, идеально. Айвори, чуть приподними подбородок… то, что надо. Кто-нибудь, передвиньте вентилятор, я хочу, чтобы юбка развевалась в другую сторону. Нет, в другую сторону! Боже… Теперь наклоните этот отражатель…

Камера щелкает снова и снова. С каждым щелчком я немного меняю позу. Взгляд в объектив, на землю, через правое плечо. Переношу вес на другое бедро, прислоняюсь к Айвори, кладу руку ей на плечо.

Я встаю в позы на автомате, даже не думая. Всегда лицом к свету, пиджак нараспашку, как любит Хьюго.

Я снимаюсь для рекламной кампании «Прада». Третьей за год. Нас всегда ставят в пару с Айвори, потому что мы идеально контрастируем друг с другом – она светленькая, я темненькая. Когда у Хьюго игривое настроение, он всегда напевает нам старую песенку «Ebony and Ivory» Пола Маккартни и Стиви Уандера.

Сегодня настроение у него не игривое. Мы снимаемся в песчаных дюнах Алгодонес, и с самого начала все пошло наперекосяк. Сначала был ветер. Песок залетал в глаза, скрипел на зубах и так и норовил испортить Айвори прическу. Ее волосы пушистые, как сахарная вата, и белые, как облако.