Израненное сердце

Однако было расследование, и за Дюпоном начали следить пристальнее. Какое-то время он был осторожен. Его напарником стал другой наблюдатель, еще один говнюк по фамилии Портер. Если Дюпон и продолжал творить херню, Портер его прикрывал. Они уходили на назначенное им место, а затем возвращались через несколько часов, и то, что они рассказывали, никогда не совпадало с тем, что мы видели своими глазами.

В конце концов случилось нападение на девушку…

– Какую девушку? – перебиваю я.

– Местную. Она работала у нас переводчицей. Мы нашли в заброшенном доме ее труп. Кто-то облил его бензином и поджег. Платье девушки было задрано до талии. Доказать, что это сделали Портер и Дюпон, не удалось, но это был последний гвоздь в крышку гроба. Они оба получили пинок под зад, едва избежав военного трибунала. Их демобилизовали и отправили обратно в Штаты. Мы все вздохнули с облегчением. Через несколько месяцев я уволился из армии и стал наемником.

Я киваю. Чего-то такого я и ожидал, читая его досье.

Я кратко посвящаю Рейлана в случившееся, рассказав о митинге, выстреле в ресторане и о том, что сказал мне Дюпон, когда позвонил с телефона Симоны. Пока я говорил, начался дождь – крупные капли разбиваются о ветровое стекло.

– Погоди, – произносит Рейлан, бросая на меня украдкой взгляд и приподняв бровь. – Ты говоришь о той девушке из прошлого?

В свое время я поведал Рейлану довольно краткую и сильно отредактированную версию того, что произошло между мной и Симоной. Но мой друг тот еще скользкий тип. Когда у него есть время, он способен по крупицам вытянуть из вас любую информацию, пользуясь своим южным шармом и непринужденной манерой общения. Думаю, со временем он составил довольно точное представление о случившемся.

Теперь Рейлан пытается скрыть улыбку и свою радость по поводу того, что мы с Симоной воссоединились. Как бы.

– То-то я думаю, что ты выглядишь чуть менее унылым, чем обычно, – говорит Рейлан. – Та, что ушла, снова вернулась…

– Вернулась, – хмуро говорю я. – А теперь она в руках этого гребаного психопата.

– Мы найдем ее, – серьезно говорит Рейлан. – Не волнуйся, Двойка.

Но я волнуюсь. Я охренеть как волнуюсь.

– Ты сказал, что он умен, – напоминаю я Рейлану.

– Ага, – признает тот. – Он чертовски умен.

– И где бы он ни назначил встречу, у него есть преимущество.

– Ну да. Но нас двое против одного.

Я думал об этом. О том, как обернуть численное превосходство в нашу пользу.

– Давай-ка посмотрим, что там у тебя в сумке, – говорю я.

Симона

Прежде чем я успеваю перепилить стяжку шурупом, Дюпон сворачивает на длинную гравийную дорогу, отчего я подпрыгиваю в кузове фургона, как зернышко в автомате для попкорна. Похоже, к тому времени, как мы остановимся, каждый дюйм моего тела будет покрыт синяками. Я крепко сжимаю шуруп во вспотевшем кулаке, не желая его терять.

В кузове нет окон, так что я ничего не вижу, но понимаю, что мы несколько часов ехали по прямому шоссе, а теперь свернули на какую-то неасфальтированную проселочную дорогу. Должно быть, мы посреди какой-то глухомани.

Наконец фургон останавливается, и Дюпон выходит. Я слышу хруст его шагов по гравию, когда он обходит автомобиль. Мужчина открывает заднюю дверь, хватает меня за лодыжку и вытаскивает наружу.

Он ставит меня босиком на гравий. Одна из моих босоножек слетела по дороге, и я скинула вторую, думая, что босиком будет лучше, чем на каблуках. Острые камни впиваются мне в ступни, от земли веет холодом. Вокруг все еще ночь, но небо начинает приобретать тот сероватый оттенок, который означает, что рассвет уже не за горами.

Дюпон равнодушно окидывает меня взглядом. У него странное лицо. Он совсем не урод – многие бы даже посчитали его красивым. Худое симметричное лицо, прямой нос, тонкие губы, голубые глаза. Но в них горит тот огонек, который напоминает мне о проповедниках, фанатиках и людях, которые начинают выдвигать теории заговора всякий раз, когда выпьют рюмочку-другую.

– Хочешь пить? – спрашивает он.

Голос мужчины под стать его лицу. Низкий, мягкий, почти приятный. Но в нем кипит странная энергия.

В голосе Данте, достаточно грубом, чтобы по моей коже пробегали мурашки, всегда звучит честность. Ты понимаешь, что он говорит искренне. С Дюпоном же все в точности до наоборот – я не верю ни единому его слову.

Как, например, это предложение воды. Я не хочу пить ничего из того, что он может мне дать, – там могут быть наркотики или яд. Но у меня пересохло во рту от слез, которые я выплакала в ванной прямо перед тем, как Дюпон схватил меня. У меня раскалывается голова, и мне действительно отчаянно нужно попить.

Дюпон понимает это без слов.

– Держи, – настаивает он. – Мне не нужно, чтобы ты тут отрубилась.

Мужчина открывает бутылку воды и протягивает мне. Сама того не замечая, я пячусь назад по неровной дорожке, не желая, чтобы он подходил ко мне так близко.

Дюпон ухмыляется, хватает меня за плечо и подносит бутылку к моим губам, наблюдая, как я делаю несколько нерешительных глотков. Часть воды вытекает и стекает по уголкам моего рта, по подбородку, капает на обнаженную грудь и на подол платья.