Израненное сердце

Данте вылизывает мою киску так, словно умирает от жажды. Он ласкает, и посасывает, и входит в меня языком. Его язык повсюду. Влажный, неистовый и охренительно развратный.

Мысль о щекотливости моего положения и интимности мест, которые ласкает Данте, сводит меня с ума. Поверить не могу, что допускаю подобное. Но мне слишком хорошо, чтобы прекращать. Я чувствую себя грязной и гадкой, и мне чертовски нравится это ощущение.

Продолжая трахать меня языком, Данте начинает руками ласкать мой клитор.

Боже, я словно ждала этого годы. Пока я мечтала о Данте, во мне накопилось столько страсти, что я уже чувствую приближение оргазма, того неудержимого стремительного порыва, того высвобождения, которого я так боялась никогда не испытать снова.

Данте погружает свое лицо еще глубже в мои самые интимные места. Своими большими грубыми пальцами он ласкает, прижимает и доводит меня именно туда, куда хочет.

Оттого, что я стою внаклонку, кровь приливает к моей голове. Когда я начинаю кончать, мне кажется, что сосуды в голове лопнут. Перед моими закрытыми глазами взрываются фейерверки, и я не знаю, кричу ли я так же громко, как тогда в моей спальне. Боже, я надеюсь, что нет.

Оргазм накатывает на меня еще мощнее, чем раньше. Я готова обрушиться на землю, но от падения меня спасают крепкие руки Данте, обхватившие меня.

Парень прижимает мое обмякшее тело к своей твердой и мощной, как дуб, груди.

Когда ко мне возвращается зрение, Данте помогает мне надеть платье. Трусики растворились в ночи.

— Тебе понравилось? — спрашивает он.

— Да, — отвечаю я самым вежливым своим тоном. — Было очень мило.

Данте хохочет. Я впервые вижу его смеющимся — его смех похож на глубокий рокот, вибрирующий в груди.

— Хочешь прокатиться? — предлагает парень.

— С удовольствием.

Данте

Я веду Симону к машине. Это просто старый «Форд-Бронко», серый и видавший виды. В моем деле яркие тачки ни к чему. Лишнее внимание мне не нужно. К тому же в маленькую спортивную машинку я и не влезу.

Похоже, Симона ничего не имеет против. На секунду она замирает у двери, не касаясь ручки. Я понимаю, что девушка ожидает, пока я открою.

Я тянусь, чтобы взяться за ручку в ту же секунду, что и она, и мы сталкиваемся. Я едва ли это заметил, а вот Симона чуть не упала. Она краснеет и произносит:

— Прости, это было…

— Нет, все в порядке, — отвечаю я.

Я никогда раньше не открывал перед девушкой дверь. Мне просто не приходило это в голову.

Я не из тех, кто ходит по свиданиям. Я скорее из тех, кто напивается в баре и снимает первую подмигнувшую мне барышню.

Я люблю женщин примерно так же, как бургеры, — если я голоден и поблизости есть бургер, то я его съем.

Симона не бургер.

Симона — обед из десяти блюд для кого-то, кто не ел полвека.

Она могла бы возродить меня к жизни, если бы я умирал.

Девушка забирается на пассажирское сиденье, оглядывая потрескавшиеся кожаные кресла, потертый руль и фенечку, свисающую с зеркала заднего вида.

— Что это? — спрашивает Симона, указывая на нее.

— Это браслет дружбы. Его сплела моя младшая сестренка. Но она делала его под размер своего запястья, так что мне он не подошел, — хмыкаю я.

— У тебя есть сестра? — удивленно спрашивает Симона. Можно подумать, она была уверена, что меня вырастили горные тролли.

— Ага, — отвечаю я, переключаясь на задний ход. — У меня есть младшая сестра и двое братьев.

— Ого, — выдыхает Симона. — Я всегда хотела иметь большую семью.

— Ни одна другая семья не сравнится с итальянской, — говорю я. — У меня столько дядюшек, кузенов и людей, которые думают, что мы родственники, потому что наши прапрадеды были родом из одной деревушки в Пьемонте, что ими можно было бы заселить целый город.

— Ты всегда жил здесь? — спрашивает Симона.

— Всю свою жизнь.

— Я официально завидую.

— О чем ты? Ты объездила весь свет.

— И нигде не была своей, — отвечает девушка. — Можешь себе представить, что у нас никогда не было собственного дома? Мы всегда арендуем эти роскошные дворцы… но только на время.

— Тебе стоит побывать у меня дома, — говорю я. — Он такой старый, что, должно быть, уже пустил корни.

— Я бы с удовольствием на него взглянула, — с искренним интересом говорит Симона. А затем спрашивает: — А куда мы сейчас едем?

— А куда бы ты хотела?

— Не знаю, — колеблется она. — Ты боишься, что нас увидят вместе?

— Нет. А ты?

— Немного, — честно отвечает девушка. — У моих родителей всегда проложен для меня маршрут. Уилсон возит меня везде, куда бы я ни отправилась.

— Я отвезу тебя туда, где нас никто не увидит, — обещаю я. — Во всяком случае, никто из твоих знакомых.

Я привожу нас в Лейквью, к старому кирпичному зданию с неприметной дверью посреди улицы. Когда я паркуюсь, кажется, что Симона не слишком хочет выходить из машины. Тем не менее она выходит вслед за мной и просовывает руку мне под локоть, держась за меня в поисках защиты, пока мы идем. Никто здесь не стал бы с нами связываться, но мне нравится чувствовать, как она цепляется за мою руку.