Израненный (ЛП)

Я уже начинаю идти, когда слышу её прощание. Выйдя через задний вход, меня встречает солнечный свет. Утренние солнечные лучи солнца светят на меня сверху вниз. Листья вокруг меня шелестят под порывами прохладного ветерка, который касается моей кожи и взъерошивает выбившиеся из двух заплетённых косичек пряди волос. Я заправляю их за уши, следуя по дорожке за церковью, которая ведёт к лесу. Кроны деревьев образуют вверху барьер, образуя защиту, и только лучи солнышка пробиваются сквозь пущу этих листьев, придавая лесу мрачноватый, волшебный вид, и создавая эффект удивительного душа. Вода является отличным предметом для эскиза. Но меня больше интересует кладбище за лесом. Я обнаружила его несколько месяцев назад, во время летних каникул, когда впервые начала пропускать проповедь, вместо этого исследуя лес. Я полюбила его в ту самую минуту, как только увидела, потому что оно не было похоже на то, что я обычно рисовала. На этом старом кладбище нет ничего необычного или живописного, оно заброшено уже как несколько лет, — я предположила это, потому что не было никаких новых могил. Здесь бы не помешало всё привести в порядок, но если это сделать, то вся привлекательность просто исчезнет. Не буду темнить, но здесь всё выглядит не очень красиво, с годами надгробия разрушились, а некоторые из них треснуты и покрыты плесенью и мхом. Немного глупо думать так о месте, которое заброшено, но это кладбище вызывает особые чувства. Вороны, его единственные обитатели, и они сделали его своим домом. Некоторые из них сидят на надгробиях, пока другие, как плохое предзнаменование, поклевывают и роются в земле в поисках пищи. Не знаю, почему я так очарована всем этим, но такие частые посещения всегда заставляют мои руки зудеть от нетерпения взять в руки карандаш и рисовать в альбоме.

Места, где можно присесть, ограничены, но я не очень придирчива, поэтому сажусь под деревом, и в таком положении мне открывается прекрасный вид на кладбище. Достав альбом и кусочки угля для рисования из сумки, я кладу их возле дерева и принимаюсь пролистывать страницы, на которых изображены различные наброски, пока не дохожу до той страницы, которую ищу. Я хватаю кусочек угольный карандаш из коробочки и начинаю рисовать с того места, где остановилась в прошлое воскресенье. Мои пальцы нежно и легко порхают по странице, и я иногда отрываюсь от рисунка, чтобы убедиться, что уловила каждый нюанс — всё, что делает кладбище таким особенным. Коричневые сломанные ветви деревьев покрыты мхом и выглядят устрашающе над могилами, словно искорёженные пальцы мрачных хранителей; приносящий смерть ворон кричит в приглушённой тишине, и деревья, которые стоят, словно призраки, отбрасывают длинные тени на кладбище. Серое небо выглядит гораздо зловеще, чем в настоящее время, делая надгробия потемневшими, что делает рисунок больше похожим на чёрно-белую фотографию, а не на рисунок карандашом. Я забываю обо всём, и мир расплывается по краям моего периферийного зрения, будто я теряюсь в этом тёмном, почти мрачном мире, который создала.

Но потом иллюзия разбивается, осколки вдохновения, словно драгоценные осколки, падают вокруг меня, вырывая из своих собственных мыслей. Внезапное учащённое биение моего сердца, звучит как паническое бегство стада гну в моей груди. Я поворачиваю голову направо в ту сторону, откуда доносится шум, и наблюдаю, как разбиваются пивные бутылки в нескольких футах от места, где я сижу. Я дико пытаюсь отыскать глазами виновников торжества и не удивляюсь, когда вижу небольшую группу, состоящую из трёх человек, которые идут вдоль кладбища. Девчонка и два парня. Девушка медленно шагает задом, в то время как два парня разговаривают. У неё волосы тёмно-зелёного цвета, которые трудно не заметить; они скользят по её плечам словно волны. На ней надеты тёмные узкие джинсы и белая кофточка, которая открывает вид на её загорелую кожу. На её ногах обуты простые чёрные кеды.