Изучая нежность (СИ)

трудностей. Тем более, если я сумею добиться оправдания или смягчения приговора, у меня прибавится клиентов. У вас пока нет признания моего клиента.

Самоуверенность молодого адвоката заслуживала восхищения, пусть даже Лео понимал, чем она вызвана. Альфа настойчиво взял бывшего мужа за плечо и отвел в сторону, подальше от посторонних глаз. Заставив сопротивляющегося омегу присесть на диванчик, он устроился рядом и прямо спросил:

— Что тебе нужно, Марко? Ты выступаешь против меня с такой силой и страстью, будто я тебе личный враг. Будь у тебя причины, я не стал бы возражать, но ведь мы с тобой прожили вместе некоторое время, мы любили друг друга — и не говори мне, что это не так. У нас есть сын, замечательный малыш, который уже начал самостоятельно ползать, и я думаю, он был бы не против повидать папу.

— А я против, — огрызнулся Марко. — Ты сделал мне ребенка, не спросив, хочу ли я того, а теперь пытаешься разрушить и мою карьеру. Я не хочу иметь с тобой ничего общего, Лео! Ты живешь в радужном мире, где у тебя есть все и где все тебя уважают и любят, так должен же быть хоть кто-то, кто станет тебя ненавидеть!

Он поднялся и быстро пошел по коридору, игнорируя удивленно глядевшего ему вслед альфу. Леонарду оставалось только головой покачать. Вот, значит, как… Бывший супруг смертельно обижен на него. Рано или поздно им придется разобраться в этом конфликте, даже если это будет стоить немалых нервов. Но пока что у Лео было дело поважнее.

Убедившись, что насильник под надежной охраной и выпускать его никто не станет, мистер Коулман поехал домой. Он предчувствовал еще один тяжелый разговор, на сей раз с другим омегой, но оказался прав только отчасти.

Когда прокурор зашел в квартиру, он сразу услышал пыхтение чайника. В сонной ночной тишине этот звук был как приглашение в уют и мирное время. Оставив верхнюю одежду на вешалке и убедившись, что сын мирно спит, альфа прошел в кухню.

Тобиас сидел за столом, снова одетый в привычные простые брюки и смывший с волос лак. Серый свитер был натянут по самый нос, будто юноше вдруг стало очень холодно. Омега держал в руках чашку с горячим чаем, но не пил, а просто смотрел в стену, и чай исходил паром впустую.

При виде хозяина гувернер встрепенулся и отставил чашку на стол, бросив на нее странно виноватый взгляд. Альфа устроился напротив и выжидательно взглянул на юношу.

— Ну так что, ты хотел что-то мне рассказать? — напомнил он. — Если да, то говори, но я на тебя не давлю. Ты не на допросе, Тобиас, и я — не палач. Просто подумал, что нам не мешало бы знать не только о светлых сторонах жизни друг друга.

— Вы правы, — согласился омега. — Что ж… Знаете, в детстве я совершил одну очень, очень большую ошибку, за которую мне стыдно до сих пор. Нет, не смейтесь, дети порой тоже делают что-то ужасное, так бывает.

Мне было четырнадцать и я, конечно же, считал себя жутко взрослым и самостоятельным, как все дети в этом возрасте. Мало бывал дома, часто гулял с приятелями и успел завести пару знакомств с альфами старше себя. Мои родители в то время часто ссорились, да и финансовое положение в нашей семье было… не слишком хорошее. Так что я перестал слушать их скандалы и гулял допоздна.

А потом я узнал, что дело между моими родителями шло к разводу. Ничего особенного, но для меня это стало настоящим шоком. Поймите, всю жизнь они были вместе, с самого своего детства, их свадьба стала следствием долгой дружбы и любви. Мне всегда казалось, что вместе мы все переживем. И тут вдруг… такое.

— Понимаю, — кивнул Лео. У него возникло странное щемящее чувство близости от того, что Тобиас решил доверить ему неприятный рассказ о своем прошлом. — И ты, как я понимаю, решил во что бы то ни стало родителей помирить, так?

— Ага, — вздохнул омега. — Причем выбрал для этого самый дурацкий способ. Я решил, что если со мной что-нибудь случится, отец и папа снова будут вместе и станут заботиться обо мне и друг о друге. Я не планировал умирать, сэр, хотел только немного напугать родителей.

— И что же ты сделал? — альфе легко представилась картина: молоденький омега, который уже пережил первые в своей жизни тяготы, измотанный, готовый бороться за то, что ему дорого, и очень, очень наивный. Такие способны на что угодно.

— Я попытался покончить с собой, — просто ответил Тобиас. Он медленно ковырял пальцем скатерть, мысленно вновь переживая тот день много лет назад. — Выпил много таблеток, лег и стал ждать, когда они подействуют. Но оказалось, что тихое засыпание не имеет ничего общего с реальностью. Мой желудок взбунтовался против отравы, и когда родители вернулись домой, я просто валялся на ковре и блевал, а потом кашлял так, что у меня кровь пошла горлом. Не лучшее зрелище.

Прокурор ощутил жалость. Это явно был не конец рассказа, а он уже понял, что за вечной улыбкой Тобиаса скрывается много неприятностей и боли, пусть даже та имела огромное значение только для того мальчика, каким был омега. И все же альфа молчал, внимательно слушая. Гувернер покосился на него и пожал плечами: