– Да, – ответил Джеймс. – Мне пришлось выдумать историю о том, что он обчистил мои карманы, чтобы затащить его в полицейский участок.
– Ну, это великолепно, – сказал лорд Эдвард, – совершенно великолепно. Вы должны прийти к нам на ленч, если вы еще не обедали. Уже поздно, я знаю, почти два часа.
– Нет, – ответил Джеймс, – я еще не обедал, но…
– Ни слова, ни слова, – перебил его лорд Эдвард. – Раджа, знаете ли, захочет поблагодарить вас за то, что вы вернули ему изумруд. Хотя я и сам еще не вполне разобрался в этой истории…
Они к этому моменту уже вышли из полицейского участка и стояли на ступеньках.
– Собственно говоря, – сказал Джеймс, – думаю, мне следует рассказать вам правду.
Так он и сделал. Его рассказ очень позабавил его светлость.
– В жизни не слышал ничего лучше, – заявил он. – Теперь я все понимаю. Должно быть, Джонс поспешил к кабинке на пляже, как только украл камень, зная, что полиция устроит тщательный обыск в доме. Старые брюки я иногда надеваю, отправляясь на рыбалку; вряд ли их стал бы кто-то трогать, и позже Джонс мог спокойно забрать драгоценность. Для него, наверное, стало шоком, когда он сегодня пришел и обнаружил, что камень исчез. Как только вы появились, он понял, что это вы взяли камень. Только я до сих пор не совсем понимаю, как вам удалось распознать в нем ненастоящего детектива.
«Сильный человек, – сказал про себя Джеймс, – знает, когда быть откровенным, а когда проявить сдержанность».
Он пренебрежительно улыбнулся, а его пальцы нежно скользнули по нижней стороне лацкана сюртука и нащупали маленький серебряный значок малоизвестного клуба – Клуба велосипедистов Мертон-парка. Поразительное совпадение, что этот человек, Джонс, тоже оказался его членом, но так оно и было!
– Привет, Джеймс!
Он обернулся. Грейс и девицы Сопуорт звали его с противоположной стороны улицы. Он повернулся к лорду Эдварду:
– Извините, я отойду на минутку?
И молодой человек через дорогу направился к ним.
– Мы идем в кино, – сказала Грейс. – Я подумала, может быть, ты тоже захочешь пойти.
– Мне очень жаль, – ответил Джеймс. – Я как раз иду на ленч к лорду Эдварду Кэмпиону. Да вон он стоит, тот человек, в удобной старой одежде. Он хочет познакомить меня с раджой Марапутны.
Он вежливо приподнял шляпу и вернулся к лорду Эдварду.
Лебединая песнь
Майское утро в Лондоне, одиннадцать часов. Мистер Коуэн смотрел в окно, стоя спиной к элегантному великолепию гостиной в номере отеля «Ритц». Этот номер был зарезервирован на имя мадам Полы Назоркофф, знаменитой оперной дивы, только что прибывшей в Лондон. Мистер Коуэн, основной поверенный в делах мадам, ждал, когда эта дама его примет. Внезапно он повернул голову, так как дверь открылась, но это была всего лишь мисс Рид, секретарша мадам Назоркофф, бледная девушка с манерами деловой женщины.
– О, так это вы, моя дорогая, – сказал мистер Коуэн. – Мадам еще не встала?
Мисс Рид покачала головой.
– Она сказала мне прийти часов в десять, – заявил мистер Коуэн. – Я жду уже час.
Он не выказал ни недовольства, ни удивления. Мистер Коуэн давно привык к причудам артистического темперамента. Это был высокий мужчина, чисто выбритый, даже слишком хорошо сложенный, одежда которого была почти безупречной. Его слишком черные волосы блестели, а зубы отличались вызывающей белизной. Когда он говорил, он нечетко произносил звук «с»; это нельзя было назвать шепелявостью, но было очень близко к ней. Не надо было напрягать воображения, чтобы понять, что его отец, скорее всего, носил фамилию Коган.
В эту минуту дверь в другом конце комнаты открылась и поспешно вошла стройная молодая француженка.
– Мадам встает? – с надеждой спросил Коуэн. – Сообщите нам эту новость, Элиза.
Та тут же воздела руки к небу:
– Мадам, она сегодня утром как семнадцать дьяволов, ей ничем не угодишь! Те красивые желтые розы, которые месье прислал ей вчера вечером, она говорит, что они хороши для Нью-Йорка, но прислать их ей в Лондоне – идиотизм. В Лондоне, говорит она, возможны только красные розы, и она тут же открывает дверь и швыряет желтые розы в коридор, где они летят в одного месье,
Коуэн поднял брови, но больше ничем не выдал своих чувств. Затем он достал из кармана маленький блокнот и карандашом записал «красные розы».
Элиза поспешно вышла через другую дверь, а Коуэн снова повернулся к окну. Вера Рид села к письменному столу и начала вскрывать письма и сортировать их. Десять минут прошли в молчании, а потом дверь спальни распахнулась и в комнату влетела Пола Назоркофф. Комната тут же стала казаться меньше по размерам, Вера Рид – более бесцветной, а Коуэн превратился в фигуру на заднем плане.
– Ах, ах! Дети мои, – сказала примадонна, – я непунктуальна?