Изумрудная песнь

Остроухая не шелохнулась, только перевела безучастный взгляд с ключей на орчиху, не сказав при этом ни слова.

– Ну? Чего ждешь?

– Рассвета. – Ответила та, будто бы даже без издевки. – Теплые лучи солнца, согревающие кожу несмотря на утреннюю прохладу и ласковое пение птиц, восхваляющих его восход – моя последняя радость.

Асгерд презрительно фыркнула, решив что эльфийка должно быть успела тронуться умом за время своей упрямой голодовки, и сплюнула себе под ноги.

– Открывай клетку, дура!

Удивительно, воительница ожидала что та станет и дальше препираться, но девушка вдруг послушно подняла ключ и, недолго провозившись с замком, выбралась из клетки наружу. Опустив босые ноги в низкую зеленую траву, пленница будто бы даже улыбнулась и вздохнула с облегчением.

Асгерд посмотрела на нее, такую спокойную, замершую на месте с мнимой покорностью в огромных зеленых глазах, и? не сдержав ядовитого гнева скопившегося внутри при виде этой эльфийской гадины, прикрикнула на нее:

– Давай! Что встала? Беги, тварь!

Но та даже не шелохнулась. Только удивленно изогнула одну бровь и сложила руки под грудью, словно в доказательство своей решимости во что бы то ни стало оставаться на этом самом месте.

– Зачем? Уж тебе ли не знать, что сироте из разоренной деревни незачем, да и некуда идти в этом мире.

Ее слова, словно ледяной водой окатили Асгерд, заставив разгоряченную кровь орчихи быстрее побежать по венам! Это он… Ульд рассказал ей! Но зачем? С какой стати поделился с проклятой остроухой таким личным, таким важным для нее!

Злость, обида и негодование вспыхнули в груди воительницы с удвоенной силой, заставив дышать часто и шумно. Она  не скрывая угрозы вытянула свой боевой топор из петли на поясе и прорычала не сводя с пленницы тяжелого взгляда:

– Что ж, ведьма… надо было воспользоваться шансом, который я тебе дала…

Позади кто-то из бурвадегов окликнул Асгерд по имени, но та не обернулась. Только спиной почувствовала, как в их сторону обратилось не меньше десятка взглядов. Пройдет мгновение, и все увидят что она выпустила махве гаркара из клетки, а значит на невнимательность подвыпивших орков рассчитывать уже не приходилось.

“Ну и пусть!” – решила про себя Асгерд, покрепче перехватив короткую рукоять. Она и так уже сделала выбор и сворачивать с избранного пути было бы глупо.

Подумав об этом, воительница занесла топор и наотмашь махнула им перед эльфийкой, целя той прямо в грудь. Но ее неожиданный выпад в последний миг был распознан и остроухая отступила в сторону, заставив лезвие высечь искры, ударившись об железные прутья клетки.

– Воспользуйся сама своим шансом! – со неожиданной злостью в голосе выкрикнула пленница и одним быстрым движением выбросила руку в сторону Асгерд.

Та не сразу поняла что случилось – левая ее рука сама собой метнулась к шее. К месту укола и резкой боли. Пальцы коснулись рукоятки короткого ножа, на всю длину лезвия вошедшего в ее шею и по ним тут же заструилась теплая и липкая кровь.

Поняв, что эльфийской гадине удалось вот так просто ранить ее, Асгерд взревела и пошла в атаку, желая достать ее как можно скорее, пока потеря крови не лишит силы ее собственное тело.

Один замах, еще один и истошный вопль остроухой заставил кровавую радость мурашками разлиться по венам орчихи! Длинная рана на бедре остроухой заставила ту повалиться на землю и попятиться в сторону. Асгерд остановилась над ней, продолжая зажимать левой рукой собственную рану и с наслаждением вгляделась в лицо эльфийской ведьмы, желая запечатлеть в своей памяти момент, когда та ощутит наступление своей смерти.

– От своей судьбы не уйдешь, да, остроухая сука? Мы обе знаем, что ты должна была сдохнуть еще тогда…

В этот момент Асгерд показалось, что само небо свалилось ей на голову. Едва удержавшись на ногах от удара, она выронила топор и что случилось смогла понять лишь мгновение спустя, когда сквозь звон наполнивший уши смогла расслышать голос старого Гурха:

– ..Асгерд, Асгерд… ну, куда торопишься?

Седоволосый орк встал между нею и эльфийкой вальяжно закинув на плечи свой двуручный топор. Видимо его обухом она и получила по затылку. Однако, бил Гурх, коненчо же даже не впол силы, иначе не стоять бы ей сейчас на этих самых ногах.

– Разве мы так договаривались? Или хочешь себе одной оставить все веселье? – говорил он на орочьем и бурвадеги, медленно обступавшие их, стали довольно хохотать и подначивать Асгерд, пеняя на ее нежелание делиться. – Э не-ет…

Убедившись, что из воительницы соперница сейчас была никакая, старик вальяжно развернулся к замершей на земле эльфийке. Поймав на себе его взгляд, та спешно поддянула к себе раненую ногу и неуклюже поднялась, стараясь не опираться на нее.

– А ты что уставилась, остроухая? – спросил он так же на орочьем, вероятно потому что помимо Асгерд и Ульда среди бурвадегов мало кто мог хоть пару слов связать на эльфийском, но скорее из-за того, что слова Гурха предназначались вовсе не остроухой. –  Не будет тебе легкой смерти. Пока наш великий гаркар охотится на благородного сарга, мы, с братьями бурвадегами, устроим свою большую охоту!