Изумрудное пламя

— Или я ударю в ответ, а затем самоустранюсь.

Исключение сулило презрение и избегание. Когда Дом кого-то исключал, такой человек становился изгоем. Моя бабушка хотела, чтобы Дом Бейлор выжил и для себя решила, что я была единственной, кто мог бы это обеспечить. Она решила ударить в уязвимое место, и мне пришлось ответить ей тем же.

— Считаешь, я могу так низко пасть?

— Несомненно.

Она усмехнулась. Этот смешок пробрал меня до пресловутых костей.

— Твой итальянец снова в городе.

Мы снова сменили тему. Условия были поставлены и приняты. Бабушка двинулась дальше.

— Да, в городе.

— Помни, что ты мне пообещала.

— Как я могу это забыть?

— Хорошо, — кивнула Виктория. — Он силен. Используй его, переспи с ним, если понадобится, но не вводи его в курс дела.

Меня уже достали советы от всех и каждого насчёт того, что мне делать с Алессандро.

— Помни, что ты принадлежишь своему Дому.

— Я знаю, — ответила я.

Мы пили наш чай.

— Бабушка, предположим у тебя есть группа людей на обширной территории со множеством путей отхода. Ты должна убить их всех до единого, но у тебя нет ресурсов оцепить их территорию. Чтобы ты сделала?

Виктория улыбнулась.

— Ты наконец-то начала задавать интересные вопросы. У этой группы есть лидер?

— Да.

— Тогда все просто, моя дорогая. Предложи ему то, что он хочет, и он сам сдаст тебе своих людей, чтобы заполучить желаемое.

Мне удалось продержаться до парковки. Проход через тюрьму уже стал ритуалом. Войдя туда, я с каждым шагом надевала на себя броню, облекаясь в образ внучки Виктории — холодной, расчетливой и безжалостной. Такой, как она. Такой, какую бы она одобрила. Выходя, я сбрасывала с себя эту броню кусками. Я не могла избавиться от нее окончательно. Бабушка наблюдала за мной, и если бы я пробралась в уборную выплакать стресс, она бы об этом узнала, и мне пришлось бы не сладко. Вместо этого, проходя через каждое помещение, я потихоньку избавлялась от напряжения. Выйти из сада, легонько вздохнуть. Повернуть за угол к главному коридору, сбросить часть доспеха. Дойти до ресепшена, оставить еще часть. Выйти из тюрьмы, выдохнуть, но не расслабляться, затем через парковку к машине, и еще две мили вниз к проселочной дороге.

Алессандро подъехал, как только я вышла. Я села в машину, и он тронулся, не сказав ни слова. Мы повернули направо и помчались по пустынной дороге. Я должна была просто ехать рядом с ним, но ритуал стал слишком укоренившимся. К тому времени, как в поле зрения появилась боковая дорога, я уже неглубоко и часто дышала.

— Поверни направо, — попросила я, запинаясь на словах.

Он послушался. Мы проехали еще пятьсот футов по пустынной проселочной дороге, скрытой от главной дороги деревьями. Посреди рощи находилась небольшая стоянка, едва достаточно широкая, чтобы развернуться. Я обнаружила ее во второй раз посещения бабушки, после того, как меня накрыла паника на стоянке, и я, полуслепая от слез, выехала на дорогу, отчаянно ища место, чтобы спрятаться.

— Останови здесь, пожалуйста.

Он въехал на стоянку и остановил пикап. Кровь стучала у меня в ушах. Мое дыхание стало слишком быстрым, меня пронзила боль в груди, горло перехватило, будто сжалась невидимая удавка. Трясущимися пальцами я расстегнула ремень безопасности и повалилась на спину. Мои руки дрожали.

Руки Алессандро сомкнулись вокруг меня

Я сделала глубокий судорожный вдох, больше похожий на всхлип. Я никак не могла набрать достаточно воздуха в легкие, и мне казалось, будто я умираю.

Он погладил меня по спине, жар его руки прожигал даже сквозь ткань моей блузки. Мы были как мороз и жаркое солнце.

— Я рядом, — прошептал он мне на ухо. — Это пройдет. Я с тобой. Ты в безопасности. Она нас не видит.

Я сосредоточилась на дыхании. Бороться с таким состоянием не было смысла. Я должна была позволить панике омыть меня и позволить ей пройти. Просто пережди. Это было страшно, это было похоже на смерть, но она не причинит никакого длительного ущерба. Я чувствовала такое и раньше, и после я была в порядке. Это тоже пройдет, и я снова буду в порядке.

Он обнял меня. Он не знал этого, но в тот момент я сделала бы все, что угодно, лишь бы удержать его.

Постепенно мое дыхание замедлилось. Я выпрямилась и откинулась на спинку сиденья. Алессандро стоял рядом со мной, все еще обнимая меня за плечи. Должно быть, он вылез из машины, обошел ее и открыл мне дверь, а я ничего этого не заметила.

И теперь он видел меня в момент слабости. Блин.

— Я в порядке, — сказала я. — Спасибо.

Он убрал прядку волос с моего лица. Его голос был тихим и теплым.

— Такое часто происходит?

— Нет. Только когда я встречаюсь с бабушкой. Говорить с Викторией — все равно, что бежать по краю бритвенно-острого лезвия. Иногда я поскальзываюсь, и она меня режет. Обычно все не так плохо. В прошлый раз я просто остановилась здесь и тихо сидела несколько минут.

— Что случилось сегодня, что все так плохо?

— Она хотела, чтобы я наехала на Альберта Равенскрофта и выяснила, не замешана ли его семья в нападениях на нас. Я воспротивилась, и она пригрозила навредить ребенку Невады.

Янтарные глаза Алессандро потемнели.