Изумрудное пламя

Еще не рассвело. Эмери зябко поежилась, поплотнее укутываясь в одеяло. Ночи здесь были холоднее, чем внизу, и без одеял не обойтись. Укрывшись с головой, Эмери тут же уснула вновь. Она была с Мэйсом, она чувствовала, как он прижимает ее к себе, трава приятно покалывала тело.

– Выходи за меня, – шептал он, – забудь мои слова о том, что я никогда не женюсь. Я люблю тебя, Эмеральда…

Внезапно она услышала выстрелы, сердитые голоса, никак не вязавшиеся с ее сном. Мэйс моментально исчез.

– Проклятый лошадиный вор! Сейчас я поймаю тебя, мелкий индейский ублюдок!

– Индейцы…

Эмеральда беспокойно заерзала, голоса и выстрелы стали громче.

– Сейчас мы его проучим!

Эмеральда поняла, что заснуть не удастся, она села и открыла глаза. Громче всех кричал Оррин. Но слышался и голос Пьера Вандербуша и звонкий голосок двенадцатилетнего Жана. Очевидно, что-то случилось.

Эмери быстро натянула коричневое льняное платье, что лежало рядом, и принялась застегивать его непослушными пальцами. Выбравшись из палатки, она оглянулась вокруг. Лагерь тонул в предрассветной серой дымке, но на востоке уже появилась тонкая розовая полоска. Крики доносились из центральной части лагеря, окруженной повозками.

Эмери подошла поближе. Пьер Вандербуш держал за волосы индейского мальчика. Мальчик был наг до пояса, в одних кожаных штанах. На вид ему было не больше десяти лет. Эмеральде показалось, что это тот самый мальчишка, которого она видела накануне.

Постепенно вокруг Пьера и индейца собиралась разъяренная толпа. Оррин, Рэд и Мэтт Арбутноты, Саул Ригни, Мэйс Бриджмен – все смотрели на мальчика.

При всей его детской хрупкости в нем было что-то от взрослого мужчины, но ноги и руки были тоненькими, совсем детскими.

– Что это за игры, эй ты? Ты что, думал, что я дам тебе безнаказанно увести моего лучшего скакуна? – Пьер, обычно миролюбивый, немилосердно таскал мальчишку за волосы, почти отрывая его от земли.

«Господи, – подумала Эмери, – он же такой, как Тимми!»

– Пьер! – Растолкав мужчин локтями, Эмери пробралась к центру кружка. – Пьер, не смей!

Пьер был всего на год старше Эмеральды и был вежливым молодым человеком, но сейчас он только дико посмотрел на нее.

– Пьер, отпусти ребенка! Ты делаешь ему больно. Нельзя так обращаться с детьми.

У Пьера заходили желваки под скулами.

– Я могу делать с ним все, что захочу! Он же дикарь и вор, не так ли?

– Он ребенок! Пьер, пожалуйста, оставь его, ты вырвешь у него волосы!

Она сделала шаг к ним, но Пьер оттолкнул ее. Она посмотрела на него с тревогой.

– Индейцы – это не люди, как я или ты, – услышала она за собой голос Оррина. – По мне, они ничем не лучше негров. А уж этих выродков я видел достаточно, даже сверх того.

Из отрывочных реплик стало понятно, что этот индейский мальчик был пойман Пьером и Жаном Вандербушами, когда хотел увести из табуна лошадь. Поскольку Оррин был капитаном у переселенцев, индейца и привели к нему. Теперь надо было решить вопрос, отпустить мальчика или наказать как конокрада.

– Слушайте все! – раздался над толпой голос Мэйса. – Вы все знаете, что мы сейчас проезжаем через территорию индейцев. Этот мальчик попытался сделать то, что в их обществе считается проявлением храбрости. Мы не можем его наказать. Рядом могут быть другие индейцы. Я вам не советую что-либо делать с мальчишкой. Поблагодарите судьбу за то, что ему не удалось увести лошадь и отпустите его.

– Отпустить проклятого конокрада восвояси?! – неистовствовал Оррин.

В отличие от тщательно одетого, и совершенно не сонного Мэйса Оррин представлял собой жалкое зрелище: небрежно заправленная рубаха, всклокоченные волосы, небритое лицо. Маргарет подошла к нему в накинутом на плечи пледе.

– Надеюсь, ты не собираешься повесить этого ребенка?

По толпе прокатился рокот.

– Ну… нет… – неохотно сказал Оррин.

– Тогда надо его отпустить. В следующий раз мы выставим более мощную охрану, чтобы предупредить воровство.

– Но это несправедливо, – запротестовал Оррин. – Мальчишка мог украсть жеребца Вандербушей. И кто поручится, что завтра он не приведет сюда своих родичей, чтобы они увели наших лошадей?

– Такое возможно, – согласился Мэйс, – если вы решите расправиться с мальчишкой.

– Ты считаешь, что лучше позволить конокраду вернуться сюда завтра? А как насчет волов? Позволить дикарям зарезать моих волов? А они так и поступят, не сомневайся. И что мы будем делать без волов посреди этой пустыни?

– Я уже сказал, что индейцы могут быть рядом, – повторил Мэйс. – Я советую отпустить мальчишку. – Он держался спокойно, но рука его, как заметила Эмери, нервно ощупывала рукоять ножа.

– Подумаешь, ты нам советуешь! Да кто ты есть, всего лишь проводник, нанятый нами! – крикнул Оррин. – Знай свое место, Мэйс! Мы тебе платим, и не тебе здесь командовать, а нам! А что до индейцев, ты видел, как они вели себя в форте Ларами. Они вообще ни с кем не связывались.

Мэйс скривил губы.

– Я рад, что вы так прозорливы. Что до меня, то я ведь могу и отказаться от этой интересной и захватывающей работы и, заплатив вам неустойку, ускакать отсюда. И что вы будете делать?