Изумрудное пламя

День за днем Эмери шагала за молчаливым Пьером. Ребенка она приспособила носить в колыбельке, которую по совету Гертруды они смастерили из ткани. Малышу, похоже, понравился такой способ передвижения. Он или спал, пригревшись возле ее груди, или вертел головкой, удивленно глядя на мир тревожными голубыми. глазами. Мальчик почти не плакал, напоминая Эмери индейских младенцев, тихо качавшихся в колыбельках. Она старалась не думать об индейцах и даже почти уговорила себя, что и пленение, и ночь с Одиноким Волком были всего лишь кошмарным сном.

Казалось, жизнь Тимми и Сьюзи вошла в обычную колею. Днем Тимми, как обычно, ехал на Ветерке, а Сьюзи шла рядом с Эмери, держась за ее юбку. Иногда Тимми сажал ее рядом с собой на лошадку, и девочка заливалась счастливым смехом, проезжая мимо на гнедом Ветерке, крепко ухватившись за его гриву.

Однако ночью память о страшной беде возвращалась к ним. Сюзанна металась и кричала во сне, иногда Эмери просыпалась оттого, что оба, дрожа, прижимаются к ней: с одного бока – Сьюзи, с другого – Тимми.

Как не хватало ей Маргарет! Как тяжело ей было опекать одной троих детей, младшему из которых не было и месяца, как страшны были груз ответственности, неопределенное будущее… С Эмери стали происходить странные вещи: она грезила наяву. В этих грезах она была вместе с Мэйсом в благословенной Калифорнии, в красивом, уютном доме. И дети тоже каким-то образом были здесь. Все трое.

Гибель Оррина пагубно сказалась на обстановке в партии. Споры почти не прекращались, требовался капитан. Общее мнение склонялось в пользу Мэйса. Но Мэйс категорически отказался, мотивируя тем, что его наняли как проводника, а не как командира.

Упоминался и Бен Колт, но он тоже наотрез отказался. Оставались две кандидатуры: Билла Колфакса и Рэда Арбутнота. Билл, как ни странно, сам предложил себя на этот пост и выдвинул свои аргументы.

Эмеральда, сотни раз наблюдавшая Билла в разных ситуациях, не могла избавиться от жуткого холодка, пробегавшего по спине всякий раз, как они встречались глазами. Почему этот мужчина казался ей таким отталкивающим, если он служитель Бога?

Выбор пал на Рэда Арбутнота. Пусть он стар, не слишком силен, зато в нем есть мудрость много пожившего человека. И он оправдал доверие выбравших его. Грубоватыми солеными шутками он умел разрядить обстановку и аргументировать решение, никого не обидев, а только заставив посмеяться. И все это пришлось как нельзя кстати: за месяцы пути все устали и накопили раздражение, которое не находило иного выхода, как в спорах и перебранках.

Проходили дни. У Медвежьей Реки караван свернул к северу. Переходы были легкими, за исключением тех мест, где каньоны отсекали переселенцев от источников воды, заставляя их углубляться в горы.

Места были красивыми. Густая высокая трава, чистая вода, тополя на склонах холмов. Здесь можно было отдохнуть и подкормить волов, чтобы они подкопили жирку. И дети с удовольствием играли возле пузырящихся содой источников. Один из них назывался, как сказал Мэйс, Ручьем Парохода из-за глухого бульканья, который издавала вода.

Эмеральда снова достала свой альбом. К счастью, индейцы его не тронули. Она нарисовала Тимми верхом на громадном камне, испещренном индейскими письменами, насчитывающими не одну сотню лет, Сюзанну, помогающую разводить обеденный костер, и Кальфа, сучащего ножками на одеяле.

Листая страницы альбома, она нашла зарисовки Оррина и Маргарет и решила подарить альбом Тимми и Сюзанне в конце путешествия, пусть у них останется память о родителях.

На подступах к форту земля становилась все более каменистой с редкими серо-зелеными зарослями шалфея. То и дело попадались куски окаменевшей лавы. Острые осколки ранили ноги животных и превращали переходы в пытку. И вот во время одного из таких тягостных переходов между Мэйсом и Эмери произошла ссора.

Она началась довольно обычно, после долгого мучительного дня пути. Они остановились, чтобы разбить лагерь, и Эмери принялась варить похлебку из мяса антилопы.

Наблюдая за котелком, в котором булькала похлебка, Эмери растирала виски. У нее болела голова. Она уже давно не высыпалась как следует. Странные, будоражащие видения заставляли ее вспоминать Одинокого Волка. Что с ним? Жив ли он, или погиб? Вернется ли он за ней?

И вот в тот самый момент, когда кушанье требовало ее внимания, Сюзанна, дергая ее за юбку, оступилась и поранила острым камнем колено. До этого момента девочка держалась стойко, не вспоминая о родителях. Но сейчас, глядя на кровоточащую ногу, она начала ныть:

– Мама, мама…

– Сьюзи, я здесь, с тобой, – утешала ее Эмеральда.

– Я хочу к маме, а не к тебе, Эм! Я хочу, чтобы моя мама вернулась!

– Но, Сьюзи! Она не может вернуться. Ты же знаешь, что она умерла.

– Я хочу, чтобы она вернулась! Я хочу, хочу!

Наконец с помощью Гертруды Эмеральде удалось перевязать ей ногу и унести в повозку.

– Я посижу немного с детьми, – предложила Гертруда, – и присмотрю за котелком. Может, ты хочешь пройтись немного? Побыть одна? Я знаю, как тебе тяжело.