Изумрудные ночи. Книга вторая

— Я буду более чем счастлив сделать это за вас, — немедленно предложил Бертолли. — Пожалуйста, — продолжал он, рукой останавливая готовые вырваться у нее слова протеста, — это самое меньшее, чем я могу загладить свою сегодняшнюю бестактность. Мне следовало бы сообразить, что мои слабые попытки отговорить вас и примирить с синьором Тейлором будут иметь такие последствия. Вы позволите мне позаботиться обо всех формальностях?

— Я буду в долгу перед вами, — кивнула она.

— Нет, это я в долгу перед вами, — заверил ее Бертолли, улыбаясь.

Так приятно ощущать, думала Бетани, устроившись между прохладными простынями в кровати, которую приготовили для нее, что такой могущественный человек, как синьор Бертолли, на их стороне. Бентворту он не симпатизировал. Несмотря на очевидное коварство Спенсера Бентворта и его чрезмерную скупость, ей было непросто думать о нем плохо. Она не понимала почему. Не было никаких сомнений, что Трейс не любит его и не доверяет ему, но думать так же у нее не получалось.

Трейс как-то заметил, что женщины обычно попадают под влияние краснобайствующих мужчин, и она сразу же с ним согласилась.

— Да, — коротко сказала она. — Я несомненно под твоим влиянием!

Это возымело действие: он прищурился, губы его сжались, превратившись в тонкую ниточку, и больше он этого не повторял. Теперь же во время путешествия он говорил совсем мало, и она была ему благодарна за это. У нее в сердце возникала странная пустота, когда она думала о том, словно частичка его была похищена. Она приходила в страшное беспокойство при малейших признаках потепления с его стороны, и даже не осмеливалась поддержать случайную беседу. Она старалась оградить себя.

Бетани не забывала об этом и на следующее утро, когда ее сердце неожиданно заколотилось при виде обнаженного до пояса Трейса. Его мускулы гладко перекатывались, когда он лениво потягивался. Ей следовало бы поинтересоваться у Мартины или синьора Бертолли, не будет ли кого-нибудь в бане в этот ранний утренний час, но ей это почему-то не пришло в голову. И когда, завернув за угол и намереваясь в одиночестве принять ванну, она увидела его, натягивающего брюки на узкую талию, у нее перехватило дыхание.

Он поднял темноволосую голову, еще влажную, и глаза их встретились. Легкая насмешливая улыбка тронула его губы, он даже не предпринял попытки застегнуться. Он просто стоял и смотрел на нее.

Бетани старалась не обращать внимания на то, каким возмутительно мужественным выглядел он, стоя слегка расставив ноги и поставив руки на бедра. Расстегнутые брюки не позволяли видеть нижнюю часть его тела, но оставляли открытыми тренированные мышцы его упругого живота. Бетани вспомнила ощущения от их прикосновения.

— Мне казалось, я встал достаточно рано, чтобы победить в утреннем состязании, — наконец проговорил Трейс. Он заметил и легкий румянец на ее щеках, и ее отчаянные попытки смотреть только на лицо. Все это вызвало у него желание разрушить с трудом сохраняемое ею самообладание. За шесть месяцев у нее выработалась способность оказывать ему внутреннее сопротивление, ни разу она даже не намекнула на возможность возобновления их былой близости. Трейс и сам был отнюдь не уверен в том, что этого хочет.

Но теперь, когда она, явно ощущая неловкость, стояла перед ним и глядела на него так, будто никогда не видела его раздетым, Трейса вдруг охватило мальчишеское желание разбить вдребезги эту невозмутимость. Она была похожа, черт ее побери, на падшего ангела, с соблазнительными локонами, нервными губами и оценивающим блеском в огромных фиалковых глазах, который она не сумела скрыть под стремительно опущенными ресницами.

Трейс, так и не взяв на себя труд застегнуть брюки, лениво наклонился, поднял рубашку и пошел к Бетани. Он почувствовал острое удовлетворение, увидев, как она непроизвольно отступила на шаг, а глаза ее еще больше расширились.

— Вода теплая, принцесса, — тихо произнес он. — Примерно такая же, как была в бассейне инков, в котором мы купались. Помнишь?

Бетани молча кивнула, думая лишь о том, как сбежать, не роняя достоинства. Голос его понизился до хрипловатого шепота.

— Конечно, у Бертолли куча современных удобств, зато там мы были одни.

Спазм сжал ей горло, и Бетани почувствовала разливающуюся по лицу и шее горячую волну. Для чего ему понадобилось напоминать ей о той ночи? Она была таким чудесным, таким сладостным воспоминанием.

— Я помню, — сдавленным голосом ответила Бетани, когда стало очевидно, что он рассчитывает на ответ. Зачем он стоит так близко? Она почти различала стук его сердца. Она чувствовала свежий аромат, источаемый его гладкой бронзовой кожей. Капля воды, скатившись с пряди его волос, упала ей на руку; Бетани вздрогнула. Она уже горела в разливающемся у нее внутри огне страстного томления, и, казалось, капля эта могла зашипеть. Он знал об этом.

Ее решимость окрепла, и она холодно-безразличным тоном заметила:

— С тех пор я научилась не купаться с малознакомыми людьми.

— Вот как? Какой же скучной стала ваша жизнь.

— Но безопасной.