Изумрудные окна

- Он его не покупал, — один из его лучших клиентов на протяжении двадцати лет владел этой машиной. Дедушка делал всю обувь, какую только носил этот мужчина, — а тот высоко ценил качество дедушкиной работы. Перед смертью этот человек завещал машину моему дедушке. В своем завещании он написал, что дедушка для него был единственным человеком, который понимал истинное значение слова «качество». Эта машина олицетворяла собой дедушкину философию, она была самой ценной его вещью.

Понимающая улыбка тронула губы Брук.

- И он оставил ее тебе? — спросила Брук.

- И он оставил ее мне, — подтвердил Ник, — оставил еще даже до того момента, как я стал достаточно взрослым, чтобы водить машину. Он сказал мне, что хочет, чтобы я сроднился с ней, как с другом, что и получилось.

Ник улыбнулся, и, казалось, что воспоминания нежно заиграли в его глазах. Он сказал с нарочито сильным итальянским акцентом, используя много жестов: «Ты вкладываешь заботу и любовь во все, что ты делаешь, Ники, и это — качество. Это не зависит от денег. Ты делаешь все, как будто делаешь это для Господа. Он отблагодарит тебя».

- Вот такая история у этой машины.

Брук откинулась на спинку сидения и положила руку на дверь, глядя на машину уже, будто другими глазами.

- Каким был твой дедушка? — спросила она.

Легкий вздох Ника от нахлынувших воспоминаний перешел в шепот, его глаза заблестели.

- Дедушка был единственным в моей семье, кто смотрел на мой талант, как на дар, а не как на проклятие. Он подарил мне мою первую коробку красок, когда мне исполнилось шесть лет. Он был особенным человеком.

Сердце Брук забилось быстрее: его лицо озарилось такой любовью... Она вдруг поняла, что если бы кто-нибудь взглянул на нее с такой нежной, неподдельной любовью, она бы не раздумывая отдала бы всю себя этому человеку.

- Ты скучаешь по нему, да? — спросила она.

- Ага, — прошептал он, — скучаю. Но у меня есть эта машина, которая напоминает мне о нем, и еще все мои воспоминания. На самом деле он не умер, и я еще увижу его.

Брук выглянула в окно машины. Она сама до конца не знала, верит ли в небеса, но ей совсем не хотелось прерывать размышления Ника и говорить о себе.

- Я был с ним, когда он умирал, — сказал Ник. — Помню, он взял мою руку и начал цитировать двадцать второй Псалом. «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла». И он не боялся. Ничуть не боялся. Закончив цитировать, он широко открыл глаза и дотронулся до моего лица, а затем сказал: «Ники, Слово Божье говорит, чтобы мы не огорчались, как не имеющие надежды. Мы встретимся снова, мой мальчик». И он стиснул мою руку так сильно, как только мог, посмотрел куда-то сквозь меня, и прошептал: «Я иду, Иисус!» и умер.

Брук смотрела на Ника, понимая, что он поделился с ней одним из самых сокровенных воспоминаний. Она не знала, что сказать.

- Я хочу умереть так же, — сказал Ник, — без страха, желая быть с Иисусом, говоря всем, что должно быть больше радости, чем горя.

- Так и было? — переспросила она, — я имею в виду больше радости?

- Я плакал, — сказал Ник, — плакал навзрыд. Но когда я начал думать о том, что мой дедушка на небесах, и у него больше нет артрита, из-за которого он хромал, и хрупких костей, и диабета, и высокого давления, и возраста... А там Иисус учит его непостижимым вещам, отвечая на вопросы, на которые на земле никто ему не мог ответить, например, зачем нужен сатана и что Иисус когда-то писал на песке...

Он говорил так, как будто верил в то, что Иисус был больше, чем просто мифический герой. Брук никогда раньше не знала того, кто бы думал об Иисусе подобным образом.

Ник улыбнулся и посмотрел на нее, когда машины снова начали движение.

- Ты бы ему понравилась.

- Мне бы он тоже понравился, — сказала Брук, чувствуя, будто она знала этого человека, который оказал такое сильное влияние на жизнь своего внука.

Когда машина подъехала на стоянку галереи искусств, Брук неожиданно спросила:

- Что мы здесь делаем?

- Я хочу тебе кое-что показать, — ответил Ник, выключая мотор и позволяя тишине окружить их, — мой дедушка всегда говорил, что я могу стать всем, кем захочу, если буду стремиться к этому, и что другие увидят меня таким, каким я вижу себя сам. Я думаю, пора показать тебе, каким я вижу себя, чтобы ты перестала смотреть на меня, как на учителя. Я не преподаю уже семь лет, и мне нужно было каким-то образом зарабатывать на жизнь.

- Знаю, что нужно было, — сказала Брук.

Он улыбнулся с неподдельным удовольствием.

- И как ты думаешь, чем я занимался?

- Ну, ты... я думаю, ты был... — она перевела дыхание и почувствовала некоторое смущение, — художником, конечно же.

- Ну, по крайней мере, ты это понимаешь, — сказал он, — но ты, конечно же, не знаешь о том, что я художник или, точнее сказать, что я из себя представляю, как художник. Для тебя я до сих пор остаюсь старым добрым мистером Марселло.

Брук засмеялась:

- Ник, ты никогда не был для меня старым добрым мистером Марселло.

- Какая разница, — сказал он, вылезая из машины. Он обошел машину и открыл дверцу для Брук, — я привел тебя сюда, чтобы показать, кем я являюсь на самом деле.