Изумрудный атлас

Рука Графини оказалась у лица Кейт, она увидела блеск чего-то золотого, а когда подняла глаза, то едва не вскрикнула. Графиня каким-то чудом сняла с нее медальон.

– Ее подарок, если я правильно понимаю? Ты постоянно дотрагивалась до него, когда мы разговаривали.

– Это мой…

– Ах, помолчи. Итак, это воспоминание о твоей матери. Именно поэтому волшебник выбрал именно его. Твои чувства – это вход. Ты чувствуешь любовь, это несомненно, любовь и чувство утраты. Но это еще не все! – Графиня сжала медальон в кулаке. – Магия такого уровня требует полной откровенности. Твои родители бросили тебя. Признайся, что чувствуешь злость, разочарование, даже гнев! Если ты хочешь спасти детей, то не должна блокировать никакие чувства.

– Я ничего не блокирую!

– Что ж, продолжай лгать, и смерть деток будет на твоей совести.

Кейт с трудом отвела глаза от взгляда Графини. Она вдруг поняла, что дрожит с головы до ног.

– Я знаю, что тебе страшно. Но это единственный путь.

Кейт увидела качающуюся перед ее глазами цепочку медальона. Она могла просто протянуть руку и забрать его.

– Катерина…

Прошли бесконечные секунды. Кейт слушала зловещую мелодию патефона, смотрела на газовый свет, колыхавшийся на стенах. Потом кивнула.

– Очень хорошо. А теперь закрой глаза.

Кейт повиновалась. Она снова перенеслась в кабинет, вообразила падающий снег, запах табака доктора Пима, огонь в камине. Представила, как ее мать входит в комнату. Но когда и на этот раз ничего не произошло, Кейт наконец не выдержала, и все обиды, страхи и сомнения, которые она так долго гнала от себя, переполнили ее сердце. Почему родители их бросили? Какая у них могла быть причина оставить их совсем одних? Десять лет Кейт одна хранила их семью, но это бремя почти сломало ее. И теперь она спрашивала себя, а пытались ли вообще родители найти их? Может быть, они просто вычеркнули их из своей жизни? Начали все с чистого листа…

В животе у нее екнуло, и Кейт поняла, что все получилось.

Она открыла глаза и увидела свою мать, в том же положении, в каком оставила ее – рука на ручке двери, изумленно приоткрытый рот. Кейт посмотрела на доктора Пима. Тот сидел за своим столом и улыбался.

– Ой, что это? – Мама сделала шаг назад. – Ты только что была здесь, а теперь… Ой, как же это?..

Эмма и Габриэль прятались за поваленным деревом на опушке леса, в сорока ярдах от плотины. Ее охраняли трое морум кади с факелами. Габриэль снял с плеча лук и приладил стрелу. Еще две стрелы были предусмотрительно воткнуты в землю. Он ждал, когда туча скроет луну.

Эмма смотрела на темное пространство воды за выходом из ущелья. Она пыталась представить себе, что будет, когда плотина вдруг обрушится и вся масса черной воды хлынет вниз, прямо поверх водопадов, увлекая за собой корабль, детей, ее сестру и все-все-все. Нет, они этого не допустят!

– Габриэль…

– Ш-ш-ш-ш.

Он повернулся и посмотрел в чащу деревьев за их спинами.

– Что еще?

– Не знаю. Что-то.

Тень накрыла их; посмотрев в небо, Эмма увидела, как последний сияющий ломтик луны скрывается в туче. Послышался тихий свист, и сначала один, а потом и второй факел упали на землю; Габриэль в третий раз оттянул тетиву, и оставшийся горящий факел, кувыркаясь в темноте, свалился в ущелье.

– А теперь тихо, – прошептал Габриэль. – Они могут быть внутри.

Они перебежали открытый участок между деревьями и плотиной, Эмма перешагнула через шипевшие трупы Крикунов, а Габриэль остановился, чтобы подобрать непогасший факел. Прямо перед ними темнела плотина, возвышаясь на семь или восемь футов над краем ущелья. Вблизи сооружение оказалось еще более внушительным, чем издалека, и Эмма только теперь поняла, что ошибалась, представляя себе плотину сплошной деревянной преградой. Она оказалась совсем не такой, внутри у нее была дверь, а когда Габриэль открыл ее, то Эмма увидела лестницу, круто уходившую вниз. Габриэль пошел первым, убедившись, что проход свободен, он поманил за собой Эмму; на лестнице сильно пахло водой, они спустились на два пролета вниз, освещая факелом ступеньки, и вышли на подобие узкого балкончика.

– Ух ты! – Эмма оцепенела, вытаращив глаза.

Над всей плотиной были протянуты фонари, заливавшие тусклым оранжевым светом хитросплетение деревянных балок, протянувшихся от стены к стене, словно ребра огромного зверя. Странное это было ощущение: стоять на маленьком балкончике, зная, что под ногами осталось еще несколько десятков ступеней, а в обе стороны, плавно изгибаясь, простирается огромная масса плотины – казалось, будто находишься посреди какого-то исполинского сооружения. В то же время расстояние между передней и задней стенами плотины было никак не больше двадцати футов, поэтому возникало чувство тесноты и скученности. Эмма крепче вцепилась в перила, чтобы успокоиться.

– Даже не верится, что она внутри полая, да?

Габриэль не ответил.

– Что это за шум? – спросила Эмма.

Какой-то зловещий, скрипучий стон поднимался и плыл со всех сторон от них.

– Под давлением воды балки трутся друг о друга.