Изверг. Когда правда страшнее смерти

В учебу понарошку он вкладывал ровно столько же усердия и сил, сколько потребовалось бы для учебы по-настоящему. Когда он снова сошелся с Флоранс, у них вошло в привычку заниматься вместе и экзаменовать друг друга, хотя они учились теперь на разных факультетах: Флоранс провалила экзамен второго курса (тот самый, который он будто бы сдал) и по примеру двух своих соседок по квартире и их приятеля Жака Коттена перешла на фармацевтику. Она расстроилась немного, но не делала из этого трагедии: лучше быть хорошим провизором, чем плохим врачом. Зато Жан-Клод станет отличным врачом, а может быть, добьется и большего. Честолюбия и трудоспособности ему не занимать, все друзья считали, что он далеко пойдет. Она гоняла его по вопросам конкурсного экзамена в интернатуру, а он ее – по фармацевтике. В целом он прошел полный курс медицинского факультета, только не сдавал экзаменов и не проходил практику в больницах. На сессиях он иногда мелькал в холле перед началом экзамена и после окончания: народу много, у всех стресс, вряд ли кто вспомнит, что его не было в аудитории. С практикой было сложнее, там все были наперечет, каждого персонально контролировал руководитель, просочиться «зайцем» не было никакой возможности, но поскольку студенты распределялись по разным больницам Лиона и окрестностей, он всегда мог сказать, что проходил практику там, где не был его собеседник. Только представьте, как обыграл бы это самый бездарный комедиограф, как заставил бы лгуна выкручиваться перед двумя друзьями, которым он рассказывал разные басни. Однако ни он, ни кто-либо из его сокурсников не припоминают подобной сцены, и приходится допустить, что такого не случалось ни разу.

Друзья начали играть свадьбы. Жан-Клода и Флоранс часто звали в свидетели. Никто не сомневался, что скоро их черед. Очень способствовали этому родители Флоранс, души не чаявшие в будущем зяте. В их доме в Анси и отпраздновали свадьбу, на которую было приглашено сто пятьдесят человек гостей. Год спустя Флоранс защитила с отличием диплом по фармацевтике, а Жан-Клод прошел по конкурсу в парижскую интернатуру. Поработав младшим научным сотрудником в Национальном институте медицины и здравоохранения в Лионе, он был переведен в лабораторию ВОЗ, в Женеву, в должности ведущего научного сотрудника, и молодая семья перебралась из Лиона в Ферне-Вольтер. К тому времени у Люка Ладмираля уже был там отцовский кабинет, а у Жака Коттена – аптека, где Флоранс могла работать на полставки. От Ферне-Вольтер всего час езды до Анси в одну сторону и до Клерво-ле-Лак в другую. Красоты природы, горный воздух; в двух шагах – столица и международный аэропорт; открытое, космополитичное общество. Наконец, это было идеальное место для детей.

Друзья начали ими обзаводиться. Жан-Клода и Флоранс звали в крестные, и никто не сомневался, что скоро их черед. Жан-Клод обожал свою крестницу Софи, дочурку Люка и Сесиль, которые уже ожидали второго. 14 мая 1985 года родилась Каролина, а 2 февраля 1987 года – Антуан. Оба раза отец привозил чудесные подарки от своих начальников в ВОЗ и Институте здравоохранения; они и в дальнейшем не забывали о днях рождения малышей. Флоранс, лично с ними незнакомая, благодарила их в письмах, которые он никогда не отказывался передать.

* * *

Семейные альбомы Романов большей частью сгорели при пожаре, но кое-какие фотографии уцелели – они похожи на наши. Как и я, как Люк, как все молодые отцы, Жан-Клод купил фотоаппарат, когда родилась Каролина. Он с упоением фотографировал дочурку, а потом и сынишку – кормления, игры в парке, первые шаги, улыбку склоняющейся к детям Флоранс. Она, в свою очередь, снимала его – как он с гордостью держит их на руках, подбрасывает к потолку, купает в ванночке. Выражение щенячьего восторга, отраженное на этих снимках, должно быть, умиляло жену и убеждало ее в том, что она все-таки сделала правильный выбор: кого же любить, как не человека, который обожает ее и их детей.

Их детей.

Он называл Флоранс Фло, Каролину – Каро, а Антуана – Титу. Чаще всего с притяжательными местоимениями: моя Фло, моя Каро, мой Титу. Еще с нежной насмешливостью, которую вызывает у нас серьезный вид карапузов, говорил «месье Титу»: «Ну что, месье Титу, хорошо ли вам спалось?»

Он говорит: «В социальном плане все было ложью, но в плане эмоциональном – все правда». Говорит, что был липовым врачом, но настоящим мужем и настоящим отцом, что всем сердцем любил жену и детей и они его тоже любили. Все знакомые даже после трагедии утверждали, что у Романов были счастливые дети, самостоятельные, не капризные. Каролина, пожалуй, немного застенчивая, Антуан – настоящий маленький разбойник. На школьных фотографиях, которые фигурируют в деле, круглая мордаха сияет улыбкой во весь рот, щербатый от выпавших молочных зубов. Говорят, дети всегда все понимают, от них ничего не скрыть, и я первый готов под этим подписаться. Я снова всматриваюсь в фотографии. И не знаю.