Изверги

Хранильник, хмыкнув, взял принесенное, и вдруг рявкнул страшным голосом (аж псы отозвались всполошенным тявканьем):

– Последний раз говорю: ступай в избу!

Вздрогнувший от неожиданности малец только отчаянно замотал головой вместо ответа.

– Ишь ты, упрямец какой! – Белоконев голос опять стал прежним – тихим и дружелюбно насмешливым. – Ладно уж, сторожите вместе, ежели Мечник согласится этакого неслуха терпеть рядом с собой. Толку, правда, с тебя, что с дрозда удою…

Волхв шагнул было к избе, но передумал, вернулся, заговорил опять:

– Волкогонова тела я не нашел. Медведь поначалу его отволок недалече от того места, где задрал, а недоеденное прикопал под прелые листья. Только сейчас там пусто. Сам людоед к добыче больше не подходил – волки да хищная мелкота растащили-догрызли. Так что людоед нынче к утру будет голоден и зол на весь свет.

Белоконь запнулся на миг, придвинулся ближе к Кудеславу:

– Ты попригляди за неслухом, не дай случиться худому! А ты, – это уже Векше, – все, что Мечник прикажет, чтоб без споров, мигом!.. Уразумел? И про то, что я велел, тоже помни! Слышишь меня?!

Он дождался хмурого Векшиного кивка, буркнул: "Ну, то-то!" и вдруг тихонько квакнул по-жабьи.

Пошутить, что ли, вздумалось старику напоследок? Может, и так. Только даже стоявший от Векши в двух-трех шагах Кудеслав отчетливо услыхал, как при этой шутке дробно застучали зубы купленного мальца.

3

Звезды на востоке начали блекнуть – исподволь, еле заметно для глаз к глотке ночи крался осторожный рассвет. Самая тяжкая пора для сторожи; самая опасная пора, если ждешь нападения врага-человека. А волхв говорил, будто людоед ведет себя почти что по-человечьи…

Пробродив всю ночь вокруг огорожи, Кудеслав разрешил себе наконец миг-другой отдохнуть и уселся прямо на землю, привалившись к стене скотьей сараюшки. Векша, таскавшийся за Мечником как привязанный, устроился рядом.

С тех пор, как хлопнула за ушедшим Белоконем избяная дверь, доброхотные сторожа не перемолвились ни единым словом. А тут малец вдруг тихонько заговорил:

– Дозволишь спросить?

– Чего тебе? – досадливо покосился в его сторону Кудеслав.

– У тебя жена есть?

– Нет, – Мечник скрипнул зубами и отвернулся.

Вот ведь избаловал Белоконь щенка! Самое время сейчас любопытство тешить!

Кудеслав чувствовал, что тело будто собственной волей норовит умоститься поудобней, что веки наливаются вкрадчивой, соблазнительной тяжестью (все-таки вторая подряд бессонная ночь)… Сейчас бы самое время встряхнуться, слушать в четыре уха да следить во всю силу глаз за непроглядной чернотой близкой опушки… А пащенку, видите ли, засвербило именно теперь пристать с расспросами! И ведь не унимается же!

– А почему ты до сих пор не женат? Если по неспособности…

Все-таки ни ловкостью, ни вниманием боги не обделили Векшу. Малец успел отшатнуться, и Мечников кулак лишь безвредно мелькнул возле его лица. Вскочить на ноги да отбежать, вывернувшись из-под второго удара, парнишка тоже успел.

Уже с безопасного (как ему показалось) расстояния Векша торопливо заговорил:

– Погоди бросаться, я ж не в обиду тебе! Я ж помочь… А то вон эта коряга старая говорит, будто ты четырежды отказывался от Белоконевых внучек. Я бы…

Нет, вовсе зря мальцу показалось безопасным расстояние в десяток шагов. Кудеслав не удосужился играть в догонялки с наглым пащенком; он даже не удосужился встать, а просто-напросто схватил прислоненную к стене рогатину. Метать пришлось левой рукой и почти без взмаха (сидя под стеной не больно-то размахнешься), но бросок получился из тех, от которых даже опытные воины уворачиваются с немалым трудом. Векша воином не был; тупой конец древка угодил ему точнехонько под грудь. Мальчишка сложился пополам и рухнул на землю.

Несколько мгновений Кудеслав мрачно следил, как он корчится, не в силах ни разогнуться, ни вдохнуть полной грудью. Мечник уже сожалел о сделанном. Конечно, нужно было проучить наглеца, но урок получился слишком жестоким. Как теперь Белоконю в глаза смотреть, если окажется, что изувечил-таки мальчишку?

– Ду… Дурень… Зверина… Дурень… – к Векше постепенно возвращалась способность дышать; он не говорил, а давился мучительными всхлипами. – Помочь же могу… а… а ты… Дурень, зверина ты! Я наузное плетение знаю… Могу оберег… от хворей, от мужской слабости… А ты… ты… ты…

Он заплакал. Громко, по-детски, взахлеб. Кудеслав подошел, нагнулся, попробовал приподнять, но Векша зло вывернулся из его рук.

Через несколько мгновений мальчишка забарахтался и сел. Он все еще не мог оторвать ладони от ушибленного места, и дышал трудно, но по всему было видно, что дело обошлось без серьезного увечия.

На склонившегося к нему обидчика Векша даже не покосился – упорно смотрел в сторону, как при давешнем препирательстве с волхвом.