Изверги

Противно было всё: и эти вихляния, совокупленные с продажностью коллег и эти снующие обуреваемые элементарной жадностью — вечно голодные (как куры!) граждане. Собственная постоянно ноющая жена. Вечно требующие на что-то денег — сын и дочь… Эти грязные улицы с понурыми домами; эта дождливая дурацкая погода и тем более, дырявые — по обыкновению пустые — собственные карманы. Его всё раздражало! Даже то, что приходилось тщательно, скрывать ото всех своё постоянное, внутреннее, душевное напряжение. А самое главное: работа совершенно «не клеилась», ничего не получалось, и наконец, что самое-самое главное — ничего не хотелось делать. Не хотелось даже идти домой и слушать опять эти беспрестанные брюзжания «супружницы и спиногрызов». Хотелось, просто взять и застрелиться, чтобы никогда больше не видеть — этот безумный, опостылевший до мозга костей мир.

Он знал, тем не менее, что при всей такой ситуации всё равно никогда не смог бы этого сделать и этот неоспоримый и возмутительный факт его ещё больше удручал, ещё значительнее мучил. В душе Александр Марочкин от бессилия рыдал, бился головой об стену или просто плакал как ребёнок. Если бы в коллективе узнали бы об этом то, по крайней мере, сильно удивились (или вовсе не поверили бы) но не дай Бог разнюхало б начальство… Другого ничего он делать не умел. Учиться же чему-либо в сорок шесть лет — глупо… и совсем не импонировало ему. И вот сейчас он шёл усталый и голодный безо всякого желания домой. Он мечтал, придя в свою двухкомнатную «хрущёвку», наконец завалиться на собственный диван и как можно скорее погрузиться в сон. Жена по времени должна быть уже на работе. Дети — Кирилл и Таня — должно быть тоже уже отправились в школу, и он вяло предвкушал приятный давно забытый им отдых.

С этими мыслями капитан зомбировано поднимался по ступенькам, доставая из единственно сохранившегося в целостности кармана ключи от входной двери квартиры. Привычно щёлкнул замок; привычно отворилась дверь; так же привычно он шагнул в полутёмную прихожую и уже машинально разулся и вылез из плаща. С кухни чем-то повеяло очень вкусным.

— Саша! Не раздевайся, сбегай-ка в булочную за хлебом. Сейчас будем есть… Тока борщ поспел… — в проёме кухонной двери появилась женщина неприметной наружности. Худое, чуть удлинённое лицо под копной небрежно растрёпанных волос с преждевременной сединой дополнялось снизу ныне теперь уже тщедушным станом. Но особенно всё-таки выразительно выделялись — с испуганкой — её огромные серые хоть и несколько поблёклые глаза…

Всё это сейчас предстало перед ним в виде его жены, а ведь когда-то была красавицей… когда-то он до беспамятства был в неё влюблён… Куда всё делось?! Внешне ей было лет этак «сорок с маленьким хвостиком», а, в самом деле, скорее всего наверняка меньше — трудно сразу сказать. Его всегда до колик в животе бесили её слова такие как: сбегай-ка, сделай-ка, принеси-ка… и т. д. и т. п. И вообще в любых смыслах слова как обращение к мальчишке.

— Пошла ты на хрен!.. Я спать хочу, — беззлобно сказал он, и с этими словами еле сдерживая внутреннее возмущение, двинулся в комнату к своему излюбленному дивану.

— Странно, почему-то дома?.. — полу про себя полушёпотом удивился он. Абсолютно забыв, что сегодня воскресенье. Хотя сегодня же об этом неоднократно был информирован и это, даже имело по работе какое-то вроде бы там значение, и уже не снимая дальше одежды как был, плюхнулся… и тут же уснул, если бы не вопли разобиженной «супружницы». Зоя (а так по случайности или нарочно звали его супругу) она смогла всего на пару секунд, удержать свою тираду дежурной нецензурной брани. На большее ей не хватило ни терпения, ни тем более каких-то иных способностей.

Да и выражать именно таким образом свои эмоции, она привыкла давно. Ибо где-то ещё в юности прочитала, что якобы с криком вылетают из тела всякие болезни, возникающие от содержащихся в голове дурных мыслей, то есть различные недуги нервного происхождения. С тех пор Зоя Андреевна и практикует этот нетрадиционный метод профилактики заболеваний. И уже не потому, что считает его действительно эффективным, а, просто не ведая или даже не сознавая как ей вообще по-другому совладать со своими бурными аргументами, не удерживающимися в её «аналитическом» (как она считала) мышлении. Так или иначе, по непонятным причинам, но «язва желудка» тем не менее, только периодически обострялась. Зоя Андреевна уже дважды лежала в стационаре по три недели, где её всячески лечили, но никаких положительных результатов так из этого и не получилось.