Извините, я опоздала. На самом деле я не хотела приходить. История интроверта, который рискнул выйти наружу

После того как я вытираюсь и переодеваюсь в джинсы и джемпер, я брожу по парку, гуляю под кроной деревьев и теряюсь в своих мыслях. Я решаю хотя бы попытаться. Мне нужно побороть тревогу и посмотреть, что произойдет. Я не могу больше плакать в ванных. В этом году я поклялась быть храбрее и не поддаваться своей естественной склонности сбегать и прятаться. Я не могу сдаться так быстро. Но, самое главное, я хочу освободиться от всего. Освободиться от страха, который преследует меня уже более 30 лет. Вот мой шанс изгнать его. Я не хочу тратить его впустую. Глубоко задумавшись, я так заблудилась в парке, что бродила больше часа, прежде чем нашла нужную станцию метро.

Когда я прихожу домой, расслабившись после воды и прогулки, я заставляю себя репетировать свою историю вслух, в одиночестве. Я повторяю все дважды. Неприятное, но необходимое лекарство.

Я возвращаюсь к Элис на второй сеанс. У меня нет других вариантов – я не излечилась, но и не нашла другого способа. Кроме того, мое пальто все еще у нее.

На этот раз она ведет меня в другую комнату, с пианино и красивым камином.

Элис ставит два стула, и мы снова садимся друг напротив друга, наши ноги на полу, а колени недалеко друг от друга.

Она демонстрирует дыхательное упражнение, в котором нужно закрыть одну ноздрю пальцем, чтобы вдохнуть через другую, а затем поменять их. Меня заставляют выполнить его 20 раз. Мы делаем это вместе.

Я не знаю, куда смотреть, и кажется, что это длится целую вечность.

Затем Элис наклоняется вперед, сидя с раздвинутыми ногами.

– Старайтесь быть мужественной, занимайте много места, расслабляйтесь, – говорит она.

Я повторяю ее движения, это приятно.

Потом мы встаем лицом друг к другу.

– Иногда мы теряем голос, потому что через голосовые связки не проходит кислород. Когда это произойдет, нужно будет сделать упражнение «Фыркающая теща».

Элис шмыгает носом:

– Хмффф.

– Теперь вы, – говорит она.

– Хмффф! – Я притворно фыркаю, выталкивая воздух, и мой голос вибрирует где-то в глубине горла.

– Хорошо! – хвалит она.

Я начинаю расслабляться.

– Это вернет голос, если вы его потеряете.

Затем она заставляет меня встать и положить руку на диафрагму. Я должна чувствовать, как она сжимается, или что-то в этом духе. Я этого не чувствую, но делаю вид.

– Теперь я проведу вас через несколько вокальных разминок. Просто повторяйте за мной, – говорит Элис.

Я киваю.

– Ба-ба-ба-баа, – начинает она.

– Ба-ба-ба-баа, – повторяю я.

– МммммЫЫыыыыыыыы! – Элис продолжает, ее голос дрожит.

– МммммЫЫыыыыыыыы! – эхом откликаюсь я.

– Отлично! – говорит Элис.

Мне нравится эта похвала за легкие задания. Это я могу сделать.

– Мояяяя маммммочка изумммииительна! – выкрикивает Элис.

Я делаю паузу.

– Просто повторяйте за мной, – говорит Элис. Еще раз: – Мамммочка изумммительна!

Но Элис говорит это с британским акцентом. У меня смешанный акцент, который лучше всего описать как американка-которая-не-жила-в-Америке-десять-лет-и-живет-в-Лондоне-но-замужем-за-мужчиной-из-Сандерленда-который-раньше-жил-в-Австралии.

– Вы хотите, чтобы я это сказала… прямо как вы? – Элис кивает.

Это поражает меня. Я как герой Колина Ферта из фильма «Король говорит!», а она – мой коварный Джеффри Раш^[26]. Я смотрю Элис в глаза. Она вглядывается в глаза мне. Да. Вот оно. Именно этого я ждала с того самого дня, как переехала в Англию.

– Моя мамочка изумительна! – выкрикиваю я с надменным британским акцентом. Я говорю точь-в-точь как один из детей в «Мэри Поппинс».

– МОЯ мамочка изумительна! – Элис ободряюще кричит мне в ответ.

– МОЯ мамочка изумительна! – в восторге кричу я ей, теперь уже голосом Гермионы Грейнджер^[27]. О чем подумает человек, если войдет в эту комнату? Что мы – психически больные. И чрезвычайно гордимся своими изумительными мамочками.

Крики продолжаются еще некоторое время. Наверное, даже слишком долго.

И тут Элис говорит:

– Отлично, а теперь я сяду, и вы расскажете мне свою историю.

Ох.

Элис садится в дальнем конце комнаты. Я выхожу в коридор. Она вызывает меня по имени:

– Встречайте на сцене… Джессика Пан!

Я выскакиваю из коридора. Она сидит в кресле, скрестив свои маленькие тонкие ножки. Я не смотрю на нее. Я смотрю на красивый карниз над ней. (Ох, этот дом!)

Но потом я сосредотачиваюсь. Я начинаю рассказ, стоя примерно в трех метрах от нее. И мне наконец-то, наконец-то удается. Я не останавливаюсь. Я не сбиваюсь. В конце Элис аплодирует.

Прежде чем я успеваю погреться в лучах славы, Элис говорит:

– Сейчас вы расскажете все снова, и я буду комментировать. Люди могут выпить вечером. Они могут быть громкими. Они могут кричать в ваш адрес.

Я совсем не хочу рассказывать ей историю снова. Я чувствую себя так глупо, когда повторяюсь. Но она снова и снова скандирует мое имя, словно женщина из шумной толпы, так что я опять выскакиваю из коридора и рассказываю историю. На этот раз Элис звонит по телефону и нарочно громко смеется не над нужными частями. Она кричит «И ЧТО?» примерно через 30 секунд после начала. Я игнорирую ее и продолжаю.